— Проповедник? Что случилось?
Уиттекер закрыл коробку и аккуратно поставил ее на полку. Мэри Симонсон заметила, как бережно он работает с документами, и ей стало стыдно за то, что она была так нелюбезна с ним. Только после того, как коробка заняла свое место на полке, Уиттекер опустился на колени возле проповедницы и попытался помочь ей приподняться. Он выглядел по-настоящему взволнованным. Но все его усилия передвинуть ее или посадить были тщетными. Мэри Симонсон не могла ни двигаться, ни говорить.
— Роулинз, — крикнул Уиттекер, — вызови помощь для проповедника! Позови доктора Феллоуза!
И только после этого тело старика вспомнило о своей аллергии. Он начал чихать.
Ричард Шанти проснулся в темноте задолго до рассвета. Было еще слишком рано для занятий по насыщению светом, но он чувствовал себя бодрым и возбужденным. Майя крепко спала рядом, отвернувшись, что давно уже вошло у нее в привычку. Он медленно поднялся и оделся, накинул длинное пальто и через заднюю дверь вышел на улицу. Ветер снова сменил направление. Теперь он не гнал тяжелые заводские запахи на город, а уносил их на пустошь, где некому было ими дышать. Шанти глубоко вздохнул, с благодарностью вбирая в себя чистый воздух. Что-то манило Ричарда Шанти. Это было ощущение, которое он с трудом смог бы описать, — как будто внутри все напряглось и появилась потребность двигаться. Ему больше не о чем было беспокоиться, не нужно было идти на работу, по крайней мере сегодня. В любой другой день он побежал бы, но сегодня бег можно было заменить ходьбой.
Дом остался позади, а Ричард Шанти шел, думая только о дочерях, которые спали, крепко обнявшись, на нижнем ярусе двухэтажной кровати. Поначалу он шел неспешно, и шаги его были осторожными. Но не потому, что он боялся оступиться и упасть в яму или заросли крапивы, ведь он знал этот маршрут очень хорошо. Дойдя до главной дороги, где обычно сворачивал налево, чтобы бежать на завод, он свернул вправо и направился к центру города.
Дорога была неровной, но он не обращал на это внимания и шел теперь уверенно. Вскоре показались дома добропорядочных горожан: большинство предпочитало селиться здесь, а не на границе с пустошью, как он. Дорога плавно перетекла в мостовую, правда, местами щербатую и просевшую.
А справа уже зарождался слабый свет. Это заставило Шанти ускорить шаг. Дома стояли уже плотнее друг к другу и были гораздо скромнее. Запахи жилья — нечистот, стряпни, горящего газа — становились все более отчетливыми. В этот предрассветный час все еще спали, кроме тех, кто страдал бессонницей, влюбленных и больных. Он был рад этому и надеялся миновать центр города прежде, чем горожане высыплют из своих домов навстречу трудовому дню.
Слева показались каменные столбы и черные чугунные ворота: парадный въезд в поместье Магнуса. Его обширные владения, окруженные стенами и охранными вышками, располагались очень близко к центру Эбирна. Там, где владения кончались, Шанти свернул налево и прошел мимо Главного собора — темного готического чудовища, застывшего в свете восходящего солнца. Возле собора сосредоточились многочисленные офисы «Велфэр», а чуть впереди, справа, начинались торговые ряды. Здесь были мясные лавки, аптеки, религиозные магазины и разнообразные ремесленные мастерские.
Он прошел мимо рядов, свернул направо, на Блэк-стрит, и оказался в районе самых убогих домов. Здесь жила городская беднота, которой едва удавалось наскрести несколько монет, чтобы раз в неделю купить кусок мяса. Если эти люди слушали Коллинза, то можно было надеяться, что многие проблемы города исчезнут.
Блэк-стрит оборвалась внезапно, как будто ее обрубили топором. Дальше не было ни дороги, ни мостовой, да и собственно построек тоже не осталось.
Шанти переступил эту невидимую границу, словно узник, вышедший из тюрьмы. Для большинства горожан вступление в Заброшенный квартал означало то, что жизнь в городе не удалась, и возврата отсюда уже не было. Шанти знал, что ему придется соблюсти осторожность и, во избежание слухов, возвратиться домой под покровом темноты. Шпионы Магнуса были повсюду, и никто не знал, когда проповедник «Велфэр» выскочит из-за угла и поинтересуется, чем вы занимаетесь.
Перешагивая через битые кирпичи и бетонные обломки, увертываясь от стальных прутьев, торчавших из развалин, Шанти улыбался. Он двигался легко, ведомый невидимой силой.
Он проходил мимо домов, многие из которых были лишь частично разрушены, и иногда ему казалось, что в них живут люди, хотя признаков жизни не наблюдалось. Шагая все дальше по кварталу, он замечал, как тают в лучах рассвета монолитные тени высотных зданий. К некоторым из них даже подойти было небезопасно из-за угрозы обрушения, но другие выглядели вполне крепкими. Впрочем, ни в одном доме не было окон, не говоря уже об электричестве или водопроводе. Да их никогда и не было. Ходили слухи, что Коллинз — проповедник Джон, как многие стали звать его, — жил в одной из таких высоток, но Шанти сомневался. Чтобы остаться в живых, Коллинз должен был постоянно перемещаться.
Ричард Шанти прошел мимо знакомых ангаров; как ни странно, они хорошо сохранились. К ним вела дорога, которая, что удивительно, тоже была вполне сносной. Он ускорил шаг; в ангары не следовало заходить в одиночку, особенно теперь, когда Коллинз исчез и собрания прекратились.
Только удалившись на безопасное расстояние от границы Заброшенного квартала, Шанти начал задаваться вопросом, почему вообще рискнул прийти сюда. Если бы его здесь увидели, это могло бы повлиять на его статус. И сейчас, когда не было ясно, что будет с его работой на заводе, его поступок представлялся вдвойне безумным.
Но его позвали. И он не мог не прийти.
Что-то внутри настойчиво толкало его вперед, и он просто следовал этому зову. Здесь, среди руин, он мог найти то, что так долго искал. Он сосредоточился на тянущем ощущении в животе и почувствовал, как оно при этом усиливается.
Впереди лежали развалины, которые когда-то были домами. Он шел прямо на них. Жалкого вида сорняки выглядывали из трещин и щелей, мало украшая угрюмый пейзаж. Земля была бесплодной, и сорняки, казалось, выживали только за счет света, воздуха и собственного упорства.
Он прошел между развалинами, пересек то, что когда-то было улицей, и снова оказался среди руин. Запустение было безнадежным. Он бродил между устрашающими кучами засохшего бетона, черепицы, кирпича и каменных блоков, покрытых густым слоем серой пыли и песка. Тут и там из этих куч прорастали ржавые стальные каркасы или обугленные деревянные рамы, похожие на сломанные пальцы, устремленные в небо. И так было до самого горизонта.
В нескольких шагах от него земля уходила под углом вниз. Шанти заскользил по строительному мусору. Оглянувшись назад, он уже не увидел города, лишь шпили самых высоких зданий пронзали небо. Он двигался дальше, чувствуя себя в большей безопасности, поскольку теперь его вряд ли можно было заметить.
Солнце уже взошло, но даже оно было бессильно оживить этот район Эбирна. Разве что ярче стал серый цвет всего, что Шанти видел вокруг. Руинам, казалось, не было конца.
Он остановился.
Что я здесь ищу? Что вообще может существовать среди этой разрухи и запустения? Я, наверное, сумасшедший, что забрел сюда. Что со мной случилось?
Он оглядел свое длинное черное пальто. Полы его стали серыми от здешней пыли. По дороге он, видимо, зацепился за что-то острое, и теперь сзади светилась дыра.
Вид местности делает меня другим. Заставляет любить окрестности. Прошло всего несколько минут, а он поглотил меня. Я должен вернуться домой. Ради девочек. Только в них смысл моей жизни.
Ричард Шанти вернулся к склону и начал взбираться, в панике перебирая ногами.
И тут он увидел проход.
Его трудно было не заметить. Он явно появился не по воле случая и не от обрушения камней. Находился проход немного левее того места, где он съехал по склону. Увлеченный спуском, он тогда не обратил на него внимания. Это была широкая дыра, когда-то идеально прямоугольная, а теперь ее края были сбитыми, как и все вокруг. Он подошел ближе, и отверстие расширилось, позволяя заглянуть в свои темные глубины. Судя по всему, это был вход.