— Что, действительно это было, как дождь? — спросил Джеральд О’Хара.

— Да, можно назвать это дождем, но это страшный дождь, смертельный. Знаете, сэр, некоторые люди смертельно боятся мышей. Я знаю женщин, которым стоит показать маленькую мышь, и она тут же упадет в обморок, свалится как подкошенная. Представляю, как бы бедняжек женщин пугал во сне вид этой марширующей мерзости! Куда ни глянешь, все в движении, какой-то саранчовый генерал дал приказ выступить в поход — и все двинулось, не считаясь с препятствиями, через горы, реки, долины… Все эти маленькие насекомые полезли друг через друга, наступая на головы товарищей, неуклонно двигаясь вперед, покрывая дюймы пути. Как ни странно, сэр, в этом увлечении маршем животные не думают об обеде. Если на мгновение остановишься, то все это лезет по твоим ногам, падает со штанин, а потом продолжает двигаться. Сделаешь шаг — зелено-коричневая каша крыльев и тонких ног расступится на метр от тебя, но в тот же момент пустота снова заполняется, смыкается вокруг.

Скарлетт, стоя за дверью, уже представляла себе, как движется копошащаяся шелестящая масса насекомых. Саранча ей казалась огромной, величиной с ладонь, а с растопыренными крыльями еще больше.

— Какая же это мерзость! — сама себе сказала девочка.

Но в то же время ей хотелось увидеть хотя бы одно насекомое. Ей очень не терпелось расспросить отца о том, как же конкретно выглядит саранча. Но она пока еще не решалась войти в гостиную и прервать мужчин. Ведь теперь она уже понимала, что для того, чтобы ее считали воспитанной и умной девочкой, ни в коем случае нельзя перебивать взрослых, даже если тебе очень хочется и очень не терпится задать вопрос.

— А потом, где-то через полчаса саранча вдруг медленно поднялась и полетела. И самое интересное, что все осталось таким, как и было до ее прилета: нетронутой была трава, кусты, деревья, камни — все осталось абсолютно целым.

— Неужели, такое бывает? — воскликнул Джеральд О’Хара.

— Да, если бы я не видел это своими глазами, то, возможно, и не поверил бы. Но я все это пережил. Но знаете, сэр, такое чудо случается редко. Иногда она после продолжительного полета нуждается в отдыхе. Но если бы вы только видели, что она оставляет после себя, когда голодна! Настоящее пожарище!

— Представить мне это, Джонас, тяжело, ведь я никогда не видел нашествия саранчи. И слава богу, — сказал Джеральд О’Хара, подливая виски своему управляющему.

— Потом, где-то через неделю, я побывал в соседней провинции, как раз там, куда опустилось это облако саранчи. Боже, что там было! Казалось, саранча уничтожила все, что только возможно. Было съедено все — трава, кусты, листья на деревьях, весь урожай. Она съела тысячи акров хлопка.

— Это ужасно! Упаси нас бог от этой нечисти! — сказал Джеральд О’Хара.

Скарлетт сделалось невтерпеж. Она зашла в гостиную.

Но тут же, обернувшись, Джеральд замолчал. Ему не хотелось пугать дочь разговорами о страшной саранче и поэтому он, улыбнувшись, спросил:

— Ну, как дела, Скарлетт? Чем занимаются твои сестренки?

Скарлетт немного виновато улыбнулась, потому что оставила своих сестер одних. А ведь те всегда любили играть с ней и рассказывать ей свои секреты.

— Они заняты куклами, отец, — ответила Скарлетт.

— Ну что ж, это хорошо.

Джеральд О’Хара вытащил часы, щелкнул крышкой и долго всматривался в циферблат, словно бы не мог сообразить, который сейчас час.

Тогда ему на помощь пришел управляющий. Он тоже вытащил часы и посмотрел на них. Правда, часы у него были куда попроще, чем у хозяина, не золотые, а серебряные.

Джеральд О’Хара рассмеялся.

— Мы выглядим с тобой, как дураки. Оба смотрим на часы — и никто не может сказать, который час, а ведь времени, дорогая, уже достаточно, чтобы ты была в постели.

— Извини, отец, но подходя к гостиной, я слышала, вы говорили о саранче.

Джеральд О’Хара тут же сделался мрачным.

— Лучше тебе, дочь, о ней совсем ничего не знать, дай бог, стая пролетит мимо.

— А мне бы хотелось посмотреть на нее, — призналась Скарлетт.

И мужчины рассмеялись, понимая любопытство девочки.

— Она такая же, как кузнечик, — сказал Джонас Уилкерсон, — только немного больше и куда прожорливей.

— Но ведь кузнечики совсем не страшные, их тоже много скачет в траве, и они не приносят никакого вреда.

— Каждый из них что-то ест, — сказал управляющий, — а когда их миллионы, они сжирают все.

Джеральд О’Хара вновь напомнил дочери, что ей пора спать.

— Где это Мамушка? — разозлился он. — Почему я должен думать о распорядке в доме?

И тут же, схватив колокольчик с каминной полки, Джеральд принялся отчаянно звонить так, словно собирался разбудить спящих.

И буквально тут же на пороге гостиной возникла Мамушка, хотя она прямо-таки бежала по всему дому, чтобы поспеть на вызов своего хозяина. Но за несколько шагов до двери, она перешла на степенный шаг.

— Слушаю вас, сэр, — сказала негритянка.

— По-моему, Мамушка, Скарлетт уже давно пора спать, — язвительно сказал Джеральд О’Хара.

Но служанка и не собиралась извиняться и просить прощения.

— Да, сэр, — просто ответила она.

А Скарлетт не дала отцу дальше делать замечания своей воспитательнице. Она хоть и была уже довольно большой девочкой, схватила Мамушку за руку и потащила ее из гостиной.

Уже на лестнице, не утерпев, Скарлетт спросила у Мамушки:

— А это правда, что к нам летит саранча?

— Не дай бог, милая, — ответила негритянка, — не дай бог, чтобы она прилетела в наши края.

— А это очень страшно? — спросила Скарлетт.

— Страшнее и не бывает.

Девочка и женщина медленно поднимались по лестнице.

Скарлетт остановилась на повороте лестничного марша у окна и посмотрела за залитое чернотой стекло. Лишь слегка угадывались силуэты холмов и ровные ряды на хлопковом поле. Скарлетт казалось, что в этой темноте таится какая-то скрытая угроза, готовая вот-вот вырваться наружу.

Она вся сжалась и прильнула к Мамушке.

— А с нами ничего не случится?

— Нет, дорогая, с нами будет все в порядке, но урожай может погибнуть, — голос Мамушки задрожал.

Ведь все благополучие в Таре держалось урожаем хлопка и табака. И Мамушка прекрасно понимала, что, не дай бог случится какое-нибудь несчастье, всем рабам придется голодать и ждать следующего урожая.

Но женщина также понимала, что как бы плохо ни пошли дела, мистер О’Хара все равно не позволит себе продать ни одного раба. Ведь сколько она уже жила в Таре, а ни один раб не был продан с торгов. Только однажды хозяин, разозлившись, приказал выпороть нерадивого раба за то, что тот не досмотрел как следует лошадь после того, как он вернулся с охоты, и лошадь заболела. Да и то это случилось лет шесть тому назад, и это оказалось хорошим уроком для всех остальных рабов и слуг в поместье Тара.

Мамушка обняла Скарлетт и повела ее наверх, где располагалась ее спальня.

— Идем-идем, дорогая, а то твой отец будет сердиться.

— Он меня любит и не будет сердиться.

— Да, дорогая, но он будет сердиться на меня, ведь ты этого не хочешь?

— Тогда пошли, — и Скарлетт сама уже повела Мамушку в свою спальню.

Когда Мамушка раздела Скарлетт, а та устроилась в постели, девочка посмотрела на свою служанку и попросила ее:

— Мамушка, расскажи мне сказку, как раньше. Ведь ты же мне всегда рассказывала сказки.

— Хорошо, Скарлетт, — старая негритянка явно обрадовалась. — Ложись-ложись поскорее, а я расскажу тебе сказку про черного паука.

— О, про черного паука? Я очень люблю сказки про пауков. Мамушка, а кто страшнее — черный паук или саранча?

— Ну, саранчи-то я в общем, не видела, только слышала о ней.

— А пауков ты видела?

— Конечно, — очень весомо призналась служанка, хотя по ее лицу было не трудно догадаться, что пауков она тоже не видела, тем более, легендарных пауков, о которых она любила рассказывать сказки своей воспитаннице.