Но Давида и Хирама влекла друг к другу не только общность интересов. Оба они были западными семитами, оба были проницательны и честолюбивы; сверх того, обоими руководило чувство истории, возвышавшее их над менее крупными государственными деятелями тех времен. Хирам и Давид достигли своего зенита на заре нового века. Оба они могли сформировать этот век, и оба обладали достаточным кругозором, чтобы это осознать.

Наступает исторический момент в становлении молодой нации, когда кажется, что веления промысла начертаны и непреложны, когда любое действие выглядит героическим деянием, когда кажется, что нет ничего невозможного, а честолюбие и мировидение людей не противоречит ходу событий. Нечто подобное испытывали и Давид, и его молодая нация.

Царя переполнял подсознательный оптимизм, казалось, не признававший даже возможности неудачи; и его энтузиазм иррациональным образом разделяли все его подданные до единого. Пришел момент для завершения двух важных задач: утвердить государство Давида в качестве законного преемника древнего племенного порядка, и настолько преумножить и сплотить нацию, чтобы она смогла господствовать над этим беспокойным регионом.

Главным тут был незаметный переход подчиненности подданных Давида от старейшин их колен к трону в Иерусалиме. Не менее важно было оплодотворить многовековой религиозной традицией новый политический порядок. Считалось, что Яхве присутствует и правит в Иерусалиме, но Яхве на самом деле там не правил. И царствовал, и правил от Его имени Давид. Садок и Авиафар, первосвященники, возможно, не одобряли это новой радикальной концепции, но Давид, как Господь Бог, и предполагал, и располагал. Оба первосвященника занимали свои должности по воле царя, и он мог в любую минуту их сместить.

Для Давида стремление сохранить свои границы и упрочить место своего народа в мире можно было подытожить одной фразой Иисуса Навина, обращенной к Израилю: «От пустыни и Ливана сего до реки великой, реки Евфрата, всю землю Хеттеев, и до великого моря к западу солнца будут пределы ваши».

И музыканты и певцы Давида готовили народ к его исторической судьбе:

Давид повелел, чтобы Иерусалим стал достоин своей роли как места пребывания престола, места пребывания Господа, центра национальных и религиозных чаяний Израиля. Царь Хирам, финикиец, послал Давиду архитекторов, инженеров и каменщиков, а финикийские корабли доставляли необходимые материалы. Первым монументальным проектом в Иерусалиме было создание в величественной финикийской манере королевского дворца. Его построили в южной части города, чуть ниже священной вершины горы Сион.

Вторым крупным делом был ремонт и расширение Милло — так, чтобы город можно было существенно увеличить.

Милло заслуживает некоторого комментария. Первоначальный известняковый отрог, на котором иевусеи воздвигли свой Иерусалим, размерами был не больше восьми-девяти акров[16]. Город окружали обрывистые ущелья с трех сторон отрога, но население все же продолжало расти. Чтобы обеспечить добавочное жилое пространство, иевусейские инженеры задумали Милло, ряд террасированных уступов, состоящий из бастионов на скалистой основе с земельным наполнителем. Уступы эти были частью обрывистого восточного склона, как раз над источником Тихон. На их рукотворных террасах были построены дома, и люди с благоговением взирали на это архитектурное чудо.

Понятно, что Милло был подвержен разрушению от проливных дождей и в конце концов ему грозило падение из-за смещения земляных пластов и естественного повреждения опорных каменных стен. Поэтому Милло постоянно приходилось ремонтировать. Под техническим руководством финикийцев и с помощью иевусеев Давид принялся усовершенствовать и расширять террасы так, чтобы можно было воздвигнуть большее количество зданий для размещения нового израильского населения и растущего аппарата чиновников.

Ибо Израиль уже ощущал последствия успеха, роста и перемен. Когда Давид нанес филистимлянам решительное поражение и подавил их, города на северной прибрежной равнине тоже признали его власть. Ряд хананейских поселений и городов-государств, которые сопротивлялись в прошлом израильскому вторжению только для того, чтобы в итоге покориться филистимлянам, — Беф-Шемеш и Давир на окраине Иуды — теперь подчинились господству Израиля. И за всем этим был Иерусалим, новая столица единого государства. И все это не подчинялось и не принадлежало ни одному израильскому колену, но было под эгидой центральной власти, то есть царя Давида. Само управление коленами вызывало необходимость в сильной централизованной власти и увеличивало богатство, могущество и величие трона.

Музыканты Давида, как и требовал обычай, увековечивали эти события:

Но предстояло сделать еще больше. Пророк Нафан разделял мечту царя о большем Израиле, Израиле уже не инертном и беспомощном перед хищными аппетитами других народов и других правителей, Израиле, который исполнит обещание, данное патриарху: «Ибо всю землю, которую ты видишь, тебе дам Я и потомству твоему навеки. И сделаю потомство твое, как песок земной…»

Пророчества Нафана были подобием барабанной дроби, под которую маршировали легионы Израиля, были огнем в крови самого Давида:

«И Я устрою место для народа Моего, для Израиля, и укореню его, и будет он спокойно жить на месте своем, и не будет тревожиться больше, и люди нечестивые не станут более теснить его, как прежде… И Господь возвещает тебе, что Он устроит тебе дом»[18].

Давиду обещание Натана казалось гарантией бессмертия… Дом Давида, Скала Израиля, станет во веки веков путеводной звездой для единственного народа, чей Единый Бог возвышался над бесчисленными пантеонами противоборствующих полубожеств, которым поклонялись окружающие народы; чей народ, народ Сиона, не похож был ни на какой другой народ под небесной твердью. Во имя Яхве и Его избранных меч Давида теперь завершит завоевания Иисуса Навина.

Важен был исторический момент, избранный Давидом для завоеваний. Столетиями пространство между Средиземным морем и Евфратом служило ареной для столкновений великих держав, расположенных на его периферии. Народы Сирии-Палестины традиционно подвергались военным вторжениям и бесконечному угнетению Египетской империей на юге, Хеттским царством на севере, захватчиками из Месопотамии на востоке. Во времена Моисея и Иисуса Навина, в XIII в. до н. э., великие державы одновременно стали слабеть из-за чрезмерной агрессивности, варварской жестокости и внутренних противоречий.

Их упадок оставил Ханаан, Сирию и район Трансиордании свободными от внешнего господства впервые за сотни лет. Этот ход событий совпал с наплывом бродячих кочевников, которые основали плацдармы, чтобы осесть в этом регионе, — филистимляне на южном побережье, израильтяне в горах, другие семитские народы на окраинах. Они стали бороться с ханаанскими старожилами и друг с другом за превосходство, пытаясь заполнить вакуум, оставленный тогдашними «сверхдержавами». Они создали собственные примитивные политические структуры, мобилизовали единоплеменников и в результате непрерывных боевых действий в итоге слились в независимые царства.

Филистимлянам не удалось добиться решающей победы над соперниками. Наведя порядок в своем доме, Давид решил, что теперь наступил час Израиля. С Финикией он был в мире, но к востоку от владений Хирама обитала группа конкурирующих сирийских городов-государств, населенных арамеями, семитскими народами, которые непрерывно вступали в союзы, плели интриги или воевали друг с другом. У южных подножий горы Ермон располагалась Мааха, богатый торговый город Дамаск, к северу — могущественная Сова, территория которой простиралась от Ливанского массива до Сирийской пустыни (ее номинальное влияние распространялось еще дальше на восток, к берегам Евфрата), и Емаф, расположенный к северу от Совы вдоль реки Оронт.