Безусловно, оно поколебало самоуверенность евреев. Быть может, Иисус Навин специально сказал так, чтобы довести до их сознания огромную опасность, с которой они столкнутся после его смерти.

И хотя евреи твердили, что не откажутся от Бога, Иисус Навин в последний раз, кратко, но внушительно, напомнил им об альтернативе: «Служите Господу, и Он даст вам процветание. Оставьте его, и вы погибнете». (Как мы видим, дальнейшая история Израиля была полна несчастий — как во времена судей, так и при разнокалиберных царях. Несчастных израильтян ждала деградация, и им с неизбежностью предстояло снова оказаться в рабстве и быть рассеянными по всему миру.) Чтобы скрепить данное ими обещание, Иисус Навин поставил в Сихеме большой камень, который должен был вечно напоминать об этом великом дне в истории Израиля. Таков был древний обычай — Иаков поставил. камень в Вефиле (Бытие 28, 19), так сделали Иаков и Лаван в Мицпе, чтобы скрепить свой договор (Бытие 31,48–51), так поступит в будущем и Авенезер.

Идея установки камня в качестве свидетеля договора была очень проста и встречается даже в самых примитивных культурах. Прочность, практически вечность камня гарантировала, что он переживет людей, которые его устанавливали, и будет напоминать последующим поколениям о священном договоре. Потомки всегда смогут прийти на это место, чтобы напомнить себе о клятве, которой связали себя их отцы, когда обещали служить Господу. Иисус Навин страстно надеялся, что, ставя камень под старым, могучим дубом, он обеспечит Израилю хоть какую-то стабильность в его бурной истории.

Исполненный решимости, он записал клятвы своего народа и спрятал под камень. Там они должны будут храниться как неизгладимые свидетельства того дня, когда Израиль снова заявит о своей преданности Иегове.

Большего Иисус Навин сделать не мог.

Он привел свой народ из пустыни в Ханаан. Руководимый Господом, он занял всю землю обетованную, и евреи нашли там не только мир, но и процветание. Иисус Навин привел Израиль к почитанию Господа.

Он сердечно попрощался со своим народом. Каждая семья могла теперь спокойно вернуться домой. Станут они блюсти свое слово или нет, будет теперь только их делом.

Иисус Навин умер в возрасте ста десяти лет. Он был похоронен с великими почестями на горе, которую сам выбрал себе в удел. Там, в месте процветания и плодородия, этот доблестный воин нашел свой последний приют. С его смертью закончилась великая эра в истории Израиля. Бесстрашная вера одного человека привела целый народ от крайней нищеты к вершине силы и славы.

Ни один вождь никогда не начинал со столь малого и не заканчивал столь великим — Иисусу Навину досталась толпа несчастных, деморализованных и изможденных людей, а он сумел переплавить их в нацию и создать великую империю Ближнего Востока!

По сути, вся его удивительная жизнь была простой историей человека, который шаг за шагом шел по пути Господа. И наверное, потому, что сам Иисус Навин был очень скромен, его имя часто забывают упомянуть, перечисляя библейских вождей Израиля, столь склонных к театральным эффектам.

Что ж, история вполне обычная.

Сначала я был журналистом. Потом я учил будущих журналистов, как излагать информацию. Теперь я в основном пишу статьи о том, как движется — или не движется — мир. Журналистика, за вычетом явной халтуры, — это первоначальный вариант истории, каждодневный отчет цивилизации. Меня остро интересуют лица, тенденции, идеи, ассоциации и события, входящие в этот отчет.

Это сырой материал, из коего искусство историка (ибо история — искусство) черпает, чтобы потом обработать свой материал. И очевидцы и историки, каждый на свой лад, превращают свои свидетельства в повествование, которое люди пересказывают друг другу и своим потомкам. Это повествование помещает людей в определенное время и пространство, фиксирует их взаимосвязи, помогает нам понять себя и самоидентифицироваться.

Исторические свидетельства, как пишет специалист по передаче информации Джордж Гербнер, «сотканы в бесшовную паутину культуры, которая описывает, кто мы, как мы живем, кого мы любим или ненавидим, кого убиваем, на какое правление надеемся и как долго проживем».

Такого рода вещи были чрезвычайно важны для моего понимания Израиля, когда я сообщал американской аудитории о Шестидневной войне. Вопросы, возникавшие по мере моего изучения исторических предпосылок конфликта, вышли за рамки современных событий и заставили меня заняться древней историей Давида и образованием первого содружества Израиля.

Война 1967 г. была одним из основополагающих событий конфликтных шестидесятых годов, наряду с Вьетнамом, расовой и социальной борьбой в Соединенных Штатах и реакцией на нее — подъемом корпоративной экономики. Мне не удавалось избавиться от чувства личной печали, глубокого беспокойства и душевной усталости. Я позволил себе профессиональную передышку и возвратился в Израиль, где продолжил свои исследования, посетив почти все 36 археологических раскопок, проводившихся в то время. Мне нужен был перерыв, чтобы осмыслить мои корни, мой мир, мою цель и веру, особенности поведения общности, к которой я принадлежал, да и свои собственные.

Какие универсальные принципы мог я извлечь из «бесшовной паутины культуры», сотканной в записях этих стародавних времен? Чем бы я мог поделиться с читателями, соотнеся с древним пепелищем представления, сложившиеся в Вашингтоне, Лондоне и других местах, и наблюдая за тем, в какую политику и вообще в какие игры играют народы и отдельные особи в наши дни? Мой журналистский опыт споспешествовал моей встрече с Библией, с израильской историей, традициями и археологическими открытиями. Я мог сравнить взаимодействие человеческого могущества, личности, учреждений и идей в двух эпохальных точках за последние три тысячелетия; я смог увидеть потрясающее сходство между эрой Давида и нашей собственной — разумеется, отдавая себе отчет в их немалом различии.

Оценивая свершения Давида и его промахи, мы легко можем найти ему соответствия и в наше время: герой возникает среди распрей и мятежей и создает нацию. По-прежнему формируются и распадаются союзы. По-прежнему развращение властью, эротическое непотребство, семейные интриги, мелкотравчатое соперничество, безмерные претензии и зависть зачастую оказываются весомей вопросов государственной важности. Техническое развитие вызвало громадные изменения в масштабах и способах наших действий, но в основе своей мы мало отличаемся от наших предков, живших за три или четыре тысячелетия до нас. Увы, нам так и не удалось преобразовать человеческую природу. Это долгосрочная задача эволюции. Но во всяком случае знание истории должно подсказывать нам свой личный выбор, свое осмысленное поведение.

Я нашел актуальность еще в одном аспекте истории Давида — в соединении динамики религиозных идеалов и политического практицизма. Давид-вождь мог побеждать и убивать, мог пользоваться властью и злоупотреблять ею. Но он не мог пренебрегать противодействующей силой своей веры. Он переносит Священный Ковчег Завета в Иерусалим, не только соединяя Иудею на юге с Израилем на севере, но и обеспечив оба государства единым религиозным наследием. Пророки и священники высокого ранга укоряли его, и Давид прислушался к ним. Но когда Нафан сурово осуждал его за скандальную связь с Вирсавией и заявил, что он недостоин чести быть строителем Храма, Давид с пылом возражал ему.

Ученые получают немалое удовольствие от бесконечных дебатов по поводу библейского повествования: сколько в нем истории, а сколько измышлено позднейшими авторами и переписчиками, адаптирующими канонический текст Ветхого завета в угоду идеологической или религиозной потребе дня. Недавно группа так называемых библейских «минималистов», или «ревизионистов», попыталась доказать, что не было ни Давида, ни Соломона и соответственно не было империи Давида или Соломона, во всяком случае в том масштабе, о котором повествуют Первая и Вторая книга Царств и первые две книги Паралипоменона.