— Грейс не была дочерью моей сестры! Она взяла фамилию моей сестры, чтобы начать все сначала.
Я словно бы случайно пнула Люка под столом.
— Простите? Она не была дочерью вашей сестры?
— Грейс не была ее родной плотью и кровью. — Она словно защищалась. — Сестра удочерила ее, когда та была совсем крошкой.
Остолбенев, я смотрела на Люка, а он оставался абсолютно спокойным.
— Вы знали что-нибудь о ее настоящей матери?
— Почти ничего. Только то, что она была не совсем нормальной. Сестра не хотела рассказывать о том, что с ней случилось, хотя в органах опеки ей наверняка сообщили все.
— Она вообще из этих мест? — спросила я, все еще пытаясь привыкнуть к последней новости.
Жена священника кивнула, затем на секунду замолчала и выпалила:
— Я знаю одно. Удочерив Грейс, моя сестра сделала худшую ошибку в своей жизни.
— Она была всего лишь ребенком, — ответил Люк.
— Не совсем обычным ребенком. — Женщина закашлялась, словно смущаясь. — Муж верит, что никто из нас не рождается со злом в душе. Мы становимся безнравственными, только усвоив часть зла из окружающего мира.
— Но вы не уверены, — закончила я.
Она посмотрела в сторону.
— Я все еще ощущаю здесь ее присутствие. Я знаю, что это невозможно, но как будто… часть ее осталась здесь.
Она бросила взгляд на часы и поспешно встала.
— Вам нужно уходить. Через черный ход.
Я стояла на своем.
— Вы все еще не объяснили, почему Грейс пришлось уехать отсюда.
— Я рассказала вам все, что могла.
Я схватила ее маленький кулачок, и он казался таким хрупким, будто вот-вот должен был сломаться.
— Она обвиняет меня в чем-то. Говорит, что разрушит мою жизнь.
Женщина приложила руку к сердцу, будто хотела удостовериться, что оно все еще бьется.
— Тогда тебе надо быть очень осторожной. Грейс способна на вещи, о которых большинство из нас даже и предположить не может.
— Не говорите мне такого, — взмолилась я, — вы просто не можете сказать мне это, ничего не объяснив.
Жена священника побледнела так, что я испугалась, как бы она не упала в обморок, и на всякие случай подошла поближе к ней. Ее грудь вздымалась от волнения, и можно было заметить, как в душе она борется с чем-то. Мне стало нехорошо от предчувствия. Она несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем прохрипеть:
— Если вы расскажете это кому-нибудь, я буду все отрицать. Грейс сказала мне, что убила мою сестру, потому что та была во всем виновата, и она не собиралась останавливаться на этом.
Люк сохранял спокойствие в голосе.
— Она была обозлена и, возможно, несчастна. Это просто слова. Дети иногда говорят подобную чушь.
— Ей было всего семь лет, и у нее было личико ангела. Она сожгла их живьем просто потому, что они солгали о ее настоящей матери и… она не была одна. Ей помогли.
Я нахмурилась.
— Кто?
— Тот, кто не может находиться в освященном месте.
Разговор закончился. Нас практически вытолкали в заднюю дверь на холодный ночной воздух. Какая-то мысль прочно засела у меня в голове. Я шагнула назад и успела просунуть ботинок в закрывающийся дверной проем.
— Детский дом, — шепнула я. — У него ведь было название?
На меня смотрели пустые, безжизненные глаза. Ее губы едва шевельнулись, и я расслышала полувздох-полуслово.
— Мартинвуд.
Люк и я прошли по внутренней части большого сада и пробрались через дыру в заборе уже в полной темноте. Я порвала кофту, и в волосах у меня застряли мелкие ветки и какой-то мусор, но я не останавливалась, стремясь побыстрее добраться до машины. Когда Люк открыл дверь, я прыгнула внутрь и свернулась клубком, спрятав руки поглубже в рукава куртки, чтобы согреться.
Мы молча отрешенно смотрели в темноту. И тут я скривилась от досады.
— Надо было спросить о настоящей фамилии Женевьевы.
— Хочешь вернуться? — засмеялся Люк.
Я покачала головой.
— Не очень.
— Какой-то суеверный, безграмотный народ, — устало и презрительно произнес он. — С таким же успехом она могла сказать, что Грейс в сговоре с дьяволом. Ты получила, что хотела, Кэт?
— Что-то вроде того… Но у нас все еще нет доказательств. Ведь жена священника не повторит того, что рассказала нам.
— Скорее всего, нет, — ответил он.
У меня тихонько застучали зубы.
— Что ты думаешь о доме?
Он пожал плечами:
— Типичный дом священника. Большой, старый и весь сквозит. А что? Ты увидела привидение?
— Я как будто там уже была, — нерешительно ответила я.
— Когда была маленькой?
Я неожиданно порадовалась, что уже темно и не видно выражения моего лица.
— Нет. Во сне.
Люк рассмеялся.
— Нам всем снятся кошмары о всяких жутковатых местах.
Я покачала головой и наконец повернулась к нему:
— Но не такие. Я взбираюсь по лестнице этого дома всю свою жизнь.
ГЛАВА
ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Мы уже так опаздывали домой, что еще полчаса вряд ли бы изменили ход дела. Я спросила Люка, не мог бы он сделать небольшой крюк к деревне Эпплби: мне не хотелось потерять лишнюю возможность узнать что-то еще. Он даже не удивился и не стал спрашивать меня ни о чем. Мы оба были шокированы тем, как закончился день, и всю дорогу сидели, замкнувшись в себе и глубоко задумавшись. Несмотря на то что Эпплби находилась в десяти минутах езды от дома священника, я уже решила предложить Люку деньги за потраченный бензин, хотя он точно откажется от них. Узкие дороги были пустынны, при том что было всего девять часов вечера. Интересно, чем все здесь могли быть заняты в вечер субботы, кроме сидения перед телевизором.
Люк направился на главную улицу, которая пролегала неподалеку от рыночной площади. Я увидела скамейки, окружающие небольшой фонтан и обелиск военного времени с несколькими венками у подножия. У площади стояло всего две машины, поэтому Люк с легкостью припарковался. В пабе горел свет, но вокруг все было пустым и темным. Люк выключил фары и сидел тихо, ожидая от меня предложений или объяснений. Казалось, что ему нравится участвовать в загадочной магической поездке. Я молча открыла дверь, и он последовал за мной, только утвердительно кивнув. Было приятно, что теперь мы поменялись ролями и уже он стал моим внимательным слушателем.
С хитрой улыбкой я повела его к церкви Святой Марии. Я шла слегка впереди и взволнованно подзывала его к себе взмахами ладони. Вход в церковь оберегал высокий боярышник, казавшийся совсем скрюченным и голым без листьев. Его ствол был похож на гигантскую узловатую руку, тянущуюся к небу в какой-то мольбе. На воротах висел замок, и я знаками показала Люку, что нам придется лезть через стену. Он пустил меня первой и помог мне подняться. Не подумав о том, насколько острым может оказаться декоративный камень, я легла всем весом на парапет, конечно, зацепилась за края и стала беспомощно дергаться взад и вперед, как выброшенный на берег кит. Люк, которому пришлось запрыгнуть назад, аккуратно снял меня и не дал упасть на землю. Я потирала пострадавший живот, досадуя на собственную нескладность.
Хорошо, что церковь находилась не в самом оживленном месте и была скрыта от людских глаз, потому что местным жителям вряд ли понравилось бы, что мы шныряем по паперти в темноте. Я быстро сошла с тропинки и направилась к могилам. По земле разросся папоротник, кое-где попадались жесткие желуди, которые казались мелкими камушками под ногами. Вокруг были разбросаны шипастые зеленые семенные коробочки, уже без блестящих рыжих каштанов, опавшие дикие яблоки прилипали к подошвам ботинок. Я указала в сторону маленького огонька над выступом церковной стены, который мог послужить нам ориентиром.
— Кстати, сегодня полнолуние, — сказал Люк, по-птичьи вытянув шею. — А мы с тобой на старинном кладбище далеко от дома. Как думаешь, мне стоит волноваться?
— Я хочу найти Грету Эллис Эдвардс, — просто ответила я.
Я легко читала настроение Люка по его мимике, и он показался слегка смущенным, но не рассерженным.