Билеты Парвус оплачивает сам, и ему, которому уже напоминают об оплате его налога на собак в Копенгагене, редко какая выплата доставляет так много удовольствия.

Подготовку и переговоры с германским посольством о деталях Ленин поручает Роберту Гримму, председателю швейцарских социал-демократов, и социалисту Фрицу Платгену. Из почти пятисот русских эмигрантов в Швейцарии, которые основали собственный Возвращенческий комитет, в конце концов, в ленинском поезде едут только 32 человека.

9 апреля поезд революционеров отъезжает под громкие протесты остальных русских. «Предатели! Вильгельм оплачивает вам поездку!» — кричат им вслед. Не является ли поезд в действительности символом предательства вдвойне? Ленин тем не менее готов как потенциальный вождь России воспользоваться помощью человека, который уготовил русскому народу войну и систему которого он собирается разрушить. Для этого прусские офицеры должны сопровождать поезд революционеров в качестве защиты.

Хотя возвращающиеся на родину едут в вагоне третьего класса, поезд считается «дипломатическим». Русские пассажиры не должны выходить из вагона. Занавески на окнах должны быть задернуты. Позже будут Приводиться многие сравнения в отношении символического характера «пломбированного вагона». Австрийский писатель Стефан Цвейг говорит о том, что «транспортировка революции опаснее любой бомбы…». Уинстон Черчилль формулирует: «Ленин перевезен в Россию как палочка чумы…»

По пути подсаживается германо-датский профсоюзный лидер Вильгельм Янссен, чтобы передать приветственное послание. И это затеял Парвус, который хотел бы выделить постоянное место германской социал-демократии в событиях в России: этим жестом должны быть продемонстрированы заверения в симпатиях «немецких трудящихся русским трудящимся» и как бы на одном уровне прозондированы основные черты представлений о мире.

Но Ленин резко отклоняет прием Янссена в своем купе и с оказией передает ему, «чтобы тот убирался к черту». Чтобы не позволить Янссену взять реванш, обоснованно критикуя революционеров за нанесенное ему оскорбление, Ленин поспешно просит спрятать Карла Радека в багажном вагоне, так как Янссен знает Радека с того времени, когда тот был не политическим заключенным, а сидел в тюрьме как обычный уголовник.

В Германии поезд Ленина везде пропускают первым — даже по отношению к особому поезду прусского наследного принца, кбторый должен целых два часа ждать на станции в зале.

В Берлине поезд стоит почти двадцать четыре часа на запасном пути. Под вечер, когда становится темно, в поезд входят представители имперского правительства. Вероятно, это объяснение того, почему с самого начала Ленин сидел в купе только со своей женой и, кроме того, по прибытии в Петроград должен был распространять лозунги, кстати, сильно измененные, которые он проповедовал до своего отъезда из Швейцарии.

В Стокгольме, в одной из гостиниц, революционеров торжественно принял бургомистр города. Он был представителем левого крыла социал-демократов. В эйфории он называет их теми, кто «ex Oriente lux» [17] принес на Запад свет, идущий с Востока.

Парвус с нетерпением ожидает революционеров в Швеции. Непосредственно после того, как разразилась Февральская революция, он взял на себя инициативу

Этим он хотел сразу убить двух зайцев: подключить германскую социал-демократию и установить партнерство между ней и революционным правительством; поэтому он рекомендует также взять на вооружение пропагандировавшуюся революционерами формулу «мир без аннексий и контрибуций». С другой стороны, переговоры о мире должны обеспечить внешнее спокойствие в пользу пропагандистской деятельности революционеров, чтобы продвинуть вперед развязку во внутренних делах.

Ранее Парвус пытался довести свои взгляды до сведения статс-секретаря Артура Циммерманна, который за год до этого сменил Ягова на его посту и был более открыт по отношению к подрывной политике России, чем его предшественник. Посол Брокдорфф-Рантцау в осторожной форме и xopoulo взвешенными словами рекомендовал Парвуса своему начальнику: «…Я, конечно, знаю, что современники в своей оценке его (Парвуса) характера не проявляют единства. (…) Однако я могу утверждать, что Гельфанд в политическом смысле сделал много позитивного и одним из первых активно выступал в России на благо того успеха, который мы сейчас видим; конечно, кое-что было бы еще лучше, если бы Ягов два года назад не оставил без внимания его (Парвуса) инициативы (…)

Прошу его выслушать, так как я убежден, что, если им правильно руководить, он может быть очень полезным — не только в вопросах международной, но также и внутренней политики империи…»

Но желаемая встреча не состоялась. Приглашение Циммерманна Парвусу во время его пребывания в Берлине было составлено, когда тот уже покинул город.

Зато ему удалось привлечь к атаке партийных вождей Филиппа Шейдеманна и Фридриха Эберта. Они позволили себя уговорить и на приветственное послание «победителям» Февральской революции — хотя не бы ни в коей мере приверженцами радикальных мер революционеров; Парвусу это казалось важным, чтобы укрепить тыл революционных сил.

Наконец, они направляют в Петроград по согласованию со статс-секретарем Циммерманном датского, но дружелюбно настроенного к Германии депутата Рейхстага от социал-демократов Фредерика Боргбьерга с предложением территориально примирительного «согласительного мира без аннексий», как его пропагандировал Парвус в своем «Глоке», и с указанием, «что об исправлениях границ можно будет легко договориться». Когда Эберт, Шейдеманн и профсоюзный деятель Густав Бауер едут в Копенгаген, чтобы подготовить к поездке датчанина, выясняется, что Парвус побаловал их заранее забронированными местами первого класса, роскошными гостиничными номерами и торжественным приемом на его вилле.

В это время русские революционеры пересекают шведскую границу.

Парвус, само собой разумеется, на месте. Первоначально он хотел сподвигнуть германских партийных вождей на встречу с Лениным, но они отказались по «причине нехватки времени». Зато они поручили Парвусу как представителю немецких правых социалистов встретить Ленина и прозондировать его планы.

Через Фюрстенберга Парвус пытается договориться о встрече с Лениным. Но тот слишком осторожен, чтобы создать себе уязвимое место встречей с Парвусом — важнейшим посредником между германским имперским правительством и революционерами: риск слишком большой, вернее, есть уверенность быть скомпрометированным. Как юрист, он, также на всякий случай, просит Радека письменно зафиксировать свой отказ от встречи с Парвусом.

Ленин назначил Радека своим представителем в Стокгольме, где он учреждает «Заграничное бюро Большевистской партии» как заграничную организацию, перевалочный пункт для денежных и других поставок, обмена информацией и одновременно пропагандистский орган. Наряду с Карлом Радеком здесь работают еще два других большевика польского происхождения — Яков Фюрстенберг-Ганецкий и Вацлав Воровский-Орловский; все трое — старые друзья Парвуса; последний, как говорилось выше, представитель Сименса-Шукерта, действовал между германским Центром и Московским филиалом. Через стокгольмское бюро трио тайно перекачивало германскую помощь в Петроград.

Парвус чувствует себя обиженным из-за отказа Ленина встретиться с ним. Даже если Ленину ясно, что все то, чего революция достигла до сих пор и что революционеры перевезены обратно домой, сделал прежде всего Парвус, он все же не может или именно поэтому не может с ним встретиться. Парвус хочет быть коронующим лицом для революционного трона Ленина и одновременно продемонстрировать свою роль закулисного руководителя революционной программы и хранителя германских мирных интересов. Через Фюрстенберга он спрашивает Ленина о его планах. Ленин просит передать, что он не занимается дипломатией, его дело — социал-революционная агитация.