— Где мы будем жить, Конран? — спросила она, когда он замолчал, чтобы перевести дух.

— Я снял симпатичный домик рядом с казармами, — сказал он ей, слегка покраснев. — Скромный, но чистый, как молодой, только что срезанный побег. Кроме того, я нанял кухарку, — добавил он гордо.

— Кухарку! — Анне-Лиз была искренне восхищена. — Не нужно было так тратиться, Конран. Я сама все могу делать.

— Я не позволю тебе и пальцем пошевелить. Ты леди и нуждаешься в подобающем обращении.

— Никакая я не леди, а всего лишь дочь священника, возможно, как и твоя кухарка. — На ее губах появилась притворная улыбка. — Ты не должен считать, что я сделана из стекла. Уверяю, я сделана из более прочного материала.

— Может быть, так оно и есть, но я могу позволить себе держать кухарку, — ответил он твердо. — Когда я буду возвращаться домой по вечерам, ты будешь принадлежать только мне, а не стоять у плиты.

Несмотря на его уверения, Анне-Лиз знала, что все это Конран делает ради нее, но не стала перечить. Когда на карту ставилась гордость Конрана, она должна быть максимально щепетильна. Однажды она видела счета по дому и прекрасно знала, как обстоят их финансовые дела. Гордость или не гордость, но она не позволит ему разориться. В его усиленных стараниях содержать ее как леди он пытался выглядеть джентльменом, наподобие Дерека. Даже старался говорить как истый англичанин, но в конце концов природный ирландский акцент брал свое. Анне-Лиз было жалко его, и она твердо решила, что сделает все, чтобы он был счастливым.

— Конран, — сказала она, когда он замолчал, — ты знаешь, папа и я жили в таком же месте, как ты описываешь, в Кантоне. Мы были очень довольны нашей жизнью. Я буду очень рада жить в нашем маленьком доме в Мируте.

Его глаза загорелись от радости:

— Окна там заставлены горшками с ноготками, там есть также…

Мили пролетали одна за другой, поезд мчался к Дели. Наступила ночь, искры от паровоза сверкали в темноте, как раскаленные кусочки металла с наковальни, и исчезали в ночи. Уставшая от тяжелых приготовлений и напряжения свадебной церемонии, Анне-Лиз задремала, положив голову на плечо Конрана. Он был большим и надежным. Она впервые за долгое время испытала такое же чувство защищенности и покоя, как когда-то с отцом.

Но сон ее был тревожным. Анне-Лиз снилась огромная стена воды. Вода была желтовато-зеленая, блестящая, как стекло. Она надвигалась на Анне-Лиз, и она уже чувствовала, как поток закружил ее и уносит куда-то вверх, под массивный купол. Солнце поднималось над водой, постепенно золотя ее. Анне-Лиз увидела, что купол был из желтого жемчуга, он стремительно приближался, вода подступала и вот-вот поглотит ее. Когда она хотела позвать Дерека, вода заполнила ее рот и подавила отпаянный крик, готовый вырваться.

Рука Конрана на плече Анне-Лиз легонько толкнула ее, и она проснулась.

— У тебя был кошмар, — сказал он отрывисто, когда она, все еще сонная, посмотрела на него. Выражение его глаз подсказало ей, что она, должно быть, действительно звала Дерека. Она покраснела, сознавая, к своему стыду, что он, наверное, догадался, что она все еще любит Дерека… и будет продолжать любить его долгие годы, возможно, всю жизнь.

— Извини, Конран. Я не хотела беспокоить тебя, — пробормотала она.

Сонные пассажиры на жестких деревянных сиденьях выглядели, как брошенные мешки с мукой. Не было ни одного свободного места — узлы и свертки навалены до самых окон. Даже верхние места заполнили пассажиры и их багаж, как будто суматошные черные дрозды свили там гнезда. В окна, открытые из-за страшной жары, врывался оглушительный грохот колес, но и он не мог никого пробудить от крепкого сна. Искры от паровоза обжигали лицо Анне-Лиз. Щеки Конрана, почерневшие от сажи, и белки его глаз, отражавшие лунные лучи, делали его похожим на того страшного демона с пергамента, которого она видела в детстве в Китае.

— Слушай, — сказал он неожиданно грубым тоном, какого она никогда раньше не слышала. — Я прекрасно знаю, что Дерек Клавель намного больше подходил тебе, но надеюсь, что он не будет стоять между нами всю жизнь, как накануне свадьбы. Что ты чувствуешь к этому мужчине? Хотела бы ты, чтобы он был на моем месте?

Ее глаза расширились от боли в то время, как его пальцы впились в ее руку.

— Нет, Конран, клянусь!

— Хорошо, потому что я не потерплю этого, слышишь? — Его грубый голос смягчился. — Запомни, я не виню тебя. По всем оценкам, какие я слышал в армии, Дерек Клавель храбрый и обходительный джентльмен. Очень многие Клавели, всякие там бароны только называются джентльменами, но он один из настоящих, как говорят ребята из моего полка, кто служил с ним раньше. Если ты вздумаешь опять влюбиться в какого-нибудь мужчину, я бы не хотел, чтобы это был он. Если я увижу его снова, то сотру его в порошок.

Глядя на возбужденное лицо Конрана, Анне-Лиз ничего не ответила. Конран был слишком честен, чтобы не уважать Дерека, но он слишком сильно любил ее, чтобы не возненавидеть его.

Положив голову на плечо Конрана, она попыталась заснуть.

Звук выстрела разбудил Анне-Лиз. Рассвет только пробивался. Анне-Лиз ничего не могла понять: почему мужчина, взобравшийся на полку над ними, пронзительно закричал, затем потерял равновесие и выпал из окна? Оглушенный, но невредимый, он упал на мягкую насыпь, осмотрелся и, спотыкаясь, пошел вдоль вагона. Солнце озарило его как раз перед вторым выстрелом. Он повалился в пыль. Женщины в поезде завизжали, хватаясь за мужей и прижимая детей.

— Что это может быть? — спросила испуганная, еще не совсем проснувшаяся Анне-Лиз и схватила Конрана за руку.

Он осторожно выглянул из окна, затем, увидев отряд всадников, приближающихся к поезду, быстро убрал голову.

— Сипайская кавалерия! Черт побери, они атакуют нас! Это мятеж! — он столкнул ее на пол. — Не поднимай голову!

С тонким визгом пролетела пуля. Наклонившись, Конран вынул из своей дорожной сумки пистолет. Он с чувством выругался, когда выстрелил в вожака и промахнулся.

— Черт возьми, я б сейчас отдал месячное жалованье за винтовку!

Анне-Лиз пряталась за него от осколков, влетавших в окно. Испуганные пассажиры прижимались к стенам вагона и к полу. Анне-Лиз чувствовала, что вся дрожит. Мятеж! Дерек давно говорил об этом. Неужели вся Индия скоро будет охвачена огнем? Только немногие мужчины достали оружие, остальные пассажиры, торговцы с семьями, испуганно взирали на происходящее.

Неожиданно поезд накренился, потом будто стукнулся о склон горы, скользя и складываясь в гармошку; его колеса достигли конца рельс — дальше колея была взорвана. Скрежет металла сливался с криками пассажиров, попавших в ловушку. Анне-Лиз отбросило на Конрана, его тело послужило буфером для нее; потом ее зажало между искореженными рядами сидений. Конран закричал. Еще один толчок — и пассажиры полетели вперед, падая друг на друга. Руки Анне-Лиз вытянулись в тщетной попытке остановить скольжение, она сильно ударилась об острый металлический угол. Из глаз посыпались красные искры, потом все исчезло во тьме.

Дерек аккуратно открыл вторую бутылку бренди, затем вышел из отделанного темными панелями кабинета и, стараясь не спотыкаться, направился в свою комнату, расположенную в гостевом крыле особняка комиссара, отданном ветеранам «Джон компани». «Здесь отличные ликеры, но пусть катится к черту эта проклятая дыра!» — бормотал он. Дерек выглянул из окна второго этажа и снова отхлебнул своей крепкой выпивки. Индия прекрасна, но от нее воняет гнилью. Гниль везде: в растениях, животных, людях. И так же, как все умирало, все размножалось. Дерек представил Анне-Лиз в своих руках, бледную и предательскую. Он вообразил себя с ней в момент слияния их страсти.

Господи, зачем он все еще любит ее? Она поселилась в его мозгу, как раковая опухоль, которую он хочет вырвать. Но вот она превращается в прекрасный ночной цветок, благоухающий и соблазнительный. Он ненавидел ее, он ее любил, он обожал ее. Так же, как косноязычный и огромный Конран. Они оба, Дерек и Конран, были жалки, и она отказала им обоим в любви, которой они жаждали. Конрану, который ни разу не обладал ею, не было дела до того, сколько раз он клал ее в постель; но и он, который ею обладал, никогда не получит ее снова.