Чуя в природе таинственную, нездешнюю жизнь, древние люди поклонялись ей как неисчерпаемому источнику святости. В образах и помыслах своих верований они влеклись к узренной ими тайне, испытывали ее, стремились ее разгадать, склонялись перед нею. Культ природы был культом тайны. По разумению древних славян, в глубинах мира осуществлялась божественная мистерия жизни, и свет, ею изливаемый, озарял земные юдоли.
Современному человеку трудно уловить подлинный смысл древнего вероучения: мистерия природы ныне лишь смутно видится в тех потухающих отблесках, которые ею брошены в нашу жизнь. Для того чтобы рассмотреть первоначальные очертания древнего восприятия тайны, надо долго бродить среди пестрых явлений народного быта, испытывая сумеречные пути суеверий, надо найти древнюю установку души, увидеть прошлое древним оком и попытаться понять и собрать воедино значения отзвучавших «сокровенных слов».
Только тогда в мглистой дали минувших времен, на окраинах ведомой жизни, восстанет мир видений, прежде живой, полный чувств, красок и песен. Теперь он разрушен и замолк. Но и в тишине пройденных дней не иссякли силы, образующие лик народа и направляющие его историю.
В этом далеком мире, святом для наших предков-язычников, в помыслах и обрядах древнего культа природы и должно таиться начало русского имени. Для того чтобы найти его истоки, необходимо представить себе и по возможности понять древнее почитание природы в его целом: лишь общая, господствующая в нем идея может осветить те его обряды и те образы, которые имеют более близкое отношение к Руси как имени нашего народа.
Радуясь жизни, преклоняясь перед тем или другим ее проявлением, древний человек спрашивал, в чем же ее сущность, как объяснить ее зарождение и ее уход, ее многообразие в земном мире. Жизнь, создание верховного бога, должна была полниться его божественными силами, образующими самое ее естество. Такими силами почитались огонь и вода: царь-Огонь и царица-Вода создали вселенную - в это долго верили русины на Карпатах[292]. Совместное действие небесного огня со священной влагой порождает все живое и взращивает древо жизни... так думали наши предки, и доныне былой символ этого древа - береза весеннего Троицына дня - тревожит в русской душе и дремлющие воспоминания, и непривычную забытую радость.
С незапамятных времен миф о древе жизни был религиозным верованием арийских народов. У индусов есть целый круг сказаний, согласно которым и огонь, и божественный напиток Сома принесены на землю птицей с фигового дерева, корнями прикрепленного к небу, а ветвями, источающими золотистый мед, наклоненного к земле[293]. Иранцы верили, что древо жизни, хранящее в себе напиток бессмертия Хаому, растет на дне великого моря[294]. Мы знаем уже, что в Днепровском краю знаки мирового древа встречаются на глиняных сосудах неолитической культуры; в историческую эпоху русские князья вводили их в свои гербы и печати, а крестьяне Карпатской Руси и теперь в Сочельник освящают знаком жизни (Ψ) двери своих хат. О мифическом древе поют и русские песни; в них береза или верба воплощают помысел древней веры; говорит о нем и великорусское заклинание: «На море, на окияне, на острове, на Буяне, стоит белая береза вниз ветвями, вверх кореньями»[295]. Остров Буян - чудный остров, на нем лежит белый, огненный камень Алатырь, а вокруг этого камня, не увядая, цветет весна.
Будто какое-то бесконечно далекое воспоминание скрыто в этом видении рая, в этом образе огня среди водных просторов, будто это видение указывает на то, что свято и в жизни земных творений, в помыслах и делах человека...
Так оно и было в миросозерцании наших предков: огонь и вода направляли и освящали их жизнь.
Конечно, нелегко представить теперь, как понимали существо огня и воды наши славяне. Во всяком случае, жизнетворная сила была присуща священному «живому огню» и священной «живой воде». За пределами неба огонь и вода претворялись в мед, напиток бессмертия; их чудные свойства могли передаваться земным огням и водам. «Мертвая вода» целила раны, «живая вода» возвращала жизнь. Так как огонь и влага получали свою силу от взаимодействия в своей встрече, то святой и целебной почиталась на земле такая вода, которой коснулся огонь: Перунов ключ или колодезь, вода с опущенной в нее громовой стрелкой, вода, заигравшая от положенных в нее горячих угольков, кипучее молоко кобылицы, на заре упавшая роса, дождь из молниеносной тучи.
Как носители не только материальной жизни природы, но и жизни душевно-духовной, священный огонь и священная вода - проводники божественных сил в земной мир - давали ему, вместе со светом, теплом и влагой основы мудрого, благого, прекрасного и бессмертного бытия. В них жила правда этого мира; язычник постигал в них подлинную, неискаженную жизнь, которая направляла душу человека и других тварей земли. Правда на земле, т. е. правое дело, имеет естество огня, огненным, искренним должно быть ее выражение: русский язык называет искренностью правдивое проявление душевного движения, искренним - человека, чья речь и чьи поступки дают образ подлинной сущности и подлинной жизни его души. «Правда не втонет у воде и не сгорит у вогне», - говорит русская пословица[296]: правда сама есть огонь палящий и неиссякаемый родник подлинной жизни. Как образы правды, огонь и вода чисты, святы и целительны для души и тела. «Святой огонешек, дайся нам», - так обращались к огню на Руси, зажигая лучину. Символ чистоты душевной, огонь не терпит ничего нечистого, при нем нельзя вести нескромные речи. «Рассказав бы, да печь у хати», - говорят в Малой России[297]. Среди заклинаний, живых доныне у русского народа, находим такое обращение к воде: «Матушка, святая водица, родная сестрица! Бежишь ты по пенькам, по колодам, по лузям, по болотам и бежишь чисто, непорочно; сними с раба божьего всякие болезни и скорби»[298]. Вода и огонь делают человека достойным предстоять богам и говорить с ними: «Иду я, раб божий, в чистое поле, становлюсь на восток красного солнца, умываюсь росою или ключевою водою»[299] - это обычное начало древнего заклятия.
Как носители правды, огонь и влага поддерживали и на земле право и порядок. Перун, бог молнии и податель дождя, был блюстителем клятв и правовых решений; за справедливым порядком наблюдал и Волос[300], солнечное божество, в более глубокой древности, вероятно, еще теснее связанное со стихией огня. Некоторые судебные обычаи славян, как и других арийцев, исходят из убеждения, что огонь и влага - мудрые судьи дел человека: на «Божьем суде» раскаленное железо или кипящая вода устанавливали правоту или виновность подсудимых[301].
Правое дело есть мудрое дело: оно предполагает ведение самого подлинного в мире; а таким ведением дается дар предвидения. Поэтому, по разумению наших предков, огонь и влага полны вещею силой. Человек может узнавать будущее, гадая на огне и воде, может и сам получить от них дар вещего знания. Такою же мудростью могут быть одарены звери и птицы: олень, лебедь - носители света, а также цветы, т. е. светы - воплощение огня[302]. Везде в природе разлита божественная сила, она живет и в плеске вод, и в шелесте листьев, и в птичьем грае, и в предвесенних вздохах земли. Древний славянин всегда чувствует близость носителей этой святой силы, и трепетное общение с ними дает ему уверенность в том, что они участвуют в земных заботах и делах человека.
Как бы в ответ на неустанное попечение богов, люди считали себя призванными принимать и на себя их дела, вступать в единение с ними. Эта мысль одушевляла культ и обряды священного года.
Природа, по разумению язычника, живет в согласии с жизнью божества: она угасает в осенние дни вместе с меркнущим огнем неба, застывает зимой вместе с оледенением влаги, жар весны, растопляющий снега, возвращает земле утраченную силу, а в летние дни все живое, наполняясь огнем солнечных лучей и дождевою водою, достигает полного расцвета. Жизнь земли, как бы на время покидаемой богами, потом вновь принимающей их благодатные дары, определяет праздники годового круга. Воспроизводя таинственные действа природы, эти праздники образуют ступени, по которым и человек восходит к божеству, ведомый солнцем[303], царственным властителем священного года, т. е. огнем, обновленным в день зимнего солнцеворота оживляющей силой воды. Отзвук этой зимней тайны сохранился в словах малорусской колядки: «Божья Мать сына родила, в море скупала» - и в подблюдных песнях, сопровождающих святочные игры, где речь идет о золоте или золотом кольце, символе солнца, скрытом в воде или снеге[304].
