В 1848 г. в столице России вышли в свет посмертные «Forschungen in der alteren Geschichte Russlands» («Исследования древней истории России») академика И.Ф. Круга (ум. 1844 г.). В предисловии к ним, написанном одним из самых активных пропагандистов норманства варягов и руси ААКуником, и озаглавленном «Различные известия об историческом поприще Круга» (с некоторыми сокращениями оно было помещено в 1849 г. в «Журнале Министерства народного просвещения» на русском языке под названием «Очерк биографии академика Круга»), дается, через проекцию разных лет, рецензий и мнений, изложенных в том числе и в частных письмах, оценка как герою очерка, так и ряду его современникам, в той или иной мере занимавшемуся варяго-русским вопросом. Так, приведены высокие отзывы Круга о «патриархе нашей истории» А.Л.Шлецере, указавшем «мне путь, которого должно держаться...» (в свою очередь Куник резюмирует, что появление «Нестора» Шлецера много способствовало к пробуждению и оживлению исторической деятельности, распространяя дух критического исследования. С этого времени начинается собственно критическая... эпоха русской историографии»). Но при этом Круг, по мнению Куника, не был поклонником знаменитого историка и даже «отважился обличать его в опрометчивости и поправлять» в 1805 г. в своих «Критических разысканиях о древних русских монетах», т. е. тогда, когда Шлецер «приобрел такое уважение, что многие историки не смели прямо противоречить ему даже и там, где он был недовольно тверд в своем знании: так страшна была его беспощадная критика, какою он поражал своих противников» (и если для многих в России он был «как бы кумиром», то «другие едва могли скрывать свою мелочную ненависть и зависть к геттингенскому критику», что его «критическая метода исторического исследования оценена была немногими. Любители истории, искавшие в ней только удовлетворения патриотическому чувству, питали к критической методе даже отвращение»).

Куник отмечает, что ни работа Круга, ни рецензия на нее в «Московских ученых ведомостях» (1806 г., № 1) профессора И.Г.Буле, «которая, казалось, прямо была направлена к тому, чтобы раздражить Шлецера против Круга» (так, в ней говорится о «сатирической колкости» Шлецера в отношении русских историков, что Круг «хорошо знает русский язык, а потому может лучше и правильнее разбирать и изъяснять, нежели г. Шлецер...», что он подтвердил некоторые летописные события, «коих достоверность именно оспаривал г. Шлецер», и доказал «основательно и подробно, что Россия не только до владычества монголов, но еще до правления Святослава... находилась на высшей степени образования, нежели как обыкновенно думают...»), не вызвали недружбы «между основателями» строго ученого обрабатывания русской истории...». Шлецер весьма благосклонно отнесся к книге Круга и его критическим замечаниям в свой адрес. Как он писал ему в письме в марте 1806 г. и рецензии, напечатанной в «Gottinger gelehrte Anzeige» (1806, № 163), «сочинение Ваше поразило меня! Со времени Байера это решительно первое сочинение о древней русской истории...», в котором присутствуют «истинно ученая критика (хотя слишком часто смелая) и начитанность в иностранных источниках: качества, каких явно недоставало до сих пор у русских ученых при обработке их древней истории».

Указывая, что Круг иногда напрасно обвиняет его, «но очень часто поправляет его, улучшает и дополняет», Шлецер продолжал все также энергично оспаривать, как это он делал в «Несторе», подлинность договоров Олега и Игоря с Византией, Слова о полку Игореве, монеты Ярослава Мудрого («когда на Руси едва ли была и мысль - бить монету?»), но, прежде всего, категорично опротестовывал мнение, шедшее вразрез с его мнением о дикости Древней Руси: «...Что Россия уже в древние времена стояла гораздо на высшей степени просвещения, чем думают некоторые...», в чем увидел склонность ученого, если так сказать, к «русскому патриотизму»: «Уже ли г. Круг принадлежит к тем русским и венгерским поклонникам старины, которые считают за оскорбление своего народа, когда им доказывают, что их предки не были такие «galanthommes», как нынешние их потомки» (надо здесь сказать, что еще М.ВЛомоносов подчеркивал: «Немало имеем свидетельств, что в России толь великой тьмы невежества не было, какую представляют многие внешние писатели»), И в конце Шлецер выразил надежду, что Круг будет и далее идти «тем путем, который был проложен Байером, потом непростительно долго оставался покинутым».

Куник напомнил, что «в пятой части «Нестора» (1809) Шлецер выставлял полемику Круга в образец Эверсу» (и от себя добавил, что «критика и полемика Эверса, по крайней мере 1808 и 1814 годах, не везде сопровождалась основательною ученостью, и Круг позаботился только частным образом остановить отважный скептицизм дерптского ученого»), А также привел слова И.Миллера, сказанные в 1806 г. в письме Кругу, «что я не совсем доволен многими местами в летописях г. Шлецера... Мне кажется, он слишком смело отвергает повествования летописей и даже известия достоверных источников, увлекаясь духом нашей эпохи, всегда наклонной более разрушать, нежели охранять посредством объяснения», указание другого известного историка Ф.Х.Шлоссера в рецензии 1812 г. на труд Круга «Критический опыт объяснения византийской хронологии в связи с древнейшей историей Руси» о «пристрастной настойчивости Шлецера, с какою защищал он раз высказанные им мнения», об «опрометчивости скептиков», подобных ему Куник также констатировал, что дать ход исследованиям Круга «особенно старался» Г.Эверс и что Эверс был искренне признателен «своему ученому другу», «которому он обязан был благодетельною для него защитою против грозной полемики Шлецера. Круг вступился за него перед Шлецером...», ибо хотя и «был не согласен с главным направлением его сочинения, но тем не менее признавал в нем дарование историка».

Касаясь варяго-русского вопроса в трудах Круга, Куник заострил внимание на том, что он, рассматривая отдельные части этого вопроса, «никогда не увлекался соревнованием против природных русских ученых» (например, против «необузданного скептицизма Каченовского и его учеников»), и был первым, кто «заметил, что между норманскими руссами и восточными славянами довольно долго оставалось различие как по народности, так и в политическом отношении; он ясно видел преобладание норманской стихии при основании и первом распространении русского государства». В прибавлениях к статье Куника, подписанных П.Б., констатируется, что Круг был одним из первых ученых, «которые отказались от гипотезы Штрубе и Шлецера о чисто германском происхождении Русской Правды», что он «обнаруживает иногда необыкновенно верный филологический такт, какой редко можно встретить у историков того времени...», что Куник в своих примечаниях к «Forschungen in der alteren Geschichte Russlands» Круга «доказывает, что мнимые известия о руссах в России до Рюрика у писателей» армянских, персидских, арабских и византийских «не имеют исторической достоверности. Все сии писатели позднее Рюрика и в своих сочинениях обнаруживают наклонность смешивать названия стран и народов, переносить новейшие события во времена древние, вообще отличаются поэтическим и мифологическим направлением».

В 1849 г. норманист И.И.Срезневский отметил тенденциозность, в которую впадают сторонники взгляда особенного влияния скандинавов на Русь: «Уверенность, что это влияние непременно было и было сильно во всех отношениях, управляла взглядом, и позволяла подбирать доказательства часто в противность всякому здравому смыслу». И ведущий специалист в области языкознания того времени, проведя тщательный анализ слов, приписываемых норманнам, показал нескандинавскую природу большинства из них и пришел к выводу, что «остается около десятка слов происхождения сомнительного, или действительно германского», которые могли перейти к нам без непосредственных связей, через соседей, «и если по ним одним судить о степени влияния скандинавского на наш язык, то нельзя не сознаться, что это влияние Оыло очень слабо, почти ничтожно»[226].