Еще в начале XVII в. в агрессивных экспансионистских кругах Швеции, боровшейся за отторжение у России ее северо-западных земель с Новгородом, Рюрик и варяги были объявлены скандинавами, шведами, привнесшими государственность в дикие восточнославянские земли. Это был период, когда
Россия в период Смуты и послесмутного времени вела отчаянную борьбу за выживание и национальную независимость. В этой борьбе историческая идентификация первой русской династии играла определенную роль. Так стала формироваться «норманская теория» возникновения Русского государства. Позднее эту теорию оживили и придали ей законченный характер немецкие историки XVIII в. Одни из них жили и работали в России, другие - у себя на родине. С тех пор «норманизм», питаемый в основном политическими импульсами и амбициями из-за рубежа, прочно свил себе гнездо и на русской почве. Норманистские писания расцветали в истории всякий раз, как обострялись внешнеполитические отношения России с окружающими странами. Так было накануне нашествия Наполеона на Россию в 1812 г., так было в период Первой мировой войны и во время немецкой агрессии против нашей страны в 1941-1945 гг. Норманизм в течение десятилетий стал прочной политической базой противостояния России.
Однако уже в давние времена российские ученые, а позднее и объективные исследователи на Западе стремились перевести разного рода политические спекуляции на этот счет в научную плоскость. Уместно здесь вспомнить имена В.Н.Татищева, М.В.Ломоносова, С.А.Гедеонова, советских ученых академиков Б.Д. Грекова, М.Н.Тихомирова, а также современных исследователей А.Г.Кузьмина, В.Б.Вилинбахова, выдающегося польского русиста Х.Ловмяньского, ряд русских историков-эмигрантов и многих других. Именно их усилиями одна из составных частей норманизма - утверждение о том, что «призвание варягов» положило начало российской государственности, привнесенное на восточнославянские земли извне, - была полностью опровергнута, и сегодня лишь фанатики-дилетанты возвращаются к этим мыслям. В работах большинства этих авторов был убедительно аргументирован и тесно связанный с общей проблемой норманизма вопрос об этнической природе варягов IX - первой половины X вв. как южнобалтийского славянства[3].
В последние десятилетия отечественными и зарубежными историками, археологами, лингвистами, антропологами, специалистами по нумизматике было неопровержимо доказано, что Российская государственность проделала многовековой путь развития. Ее истоки зарождались по мере эволюции восточнославянского общества, перехода от родоплеменных отношений к началам раннефеодального развития, складывания института частной собственности, появления социального неравенства, зарождения военной организации, перерастания власти племенных вождей в княжескую власть. Этот процесс протекал особенно быстро во второй половине I тысячелетия н. э. на огромных пространствах Восточно-Европейской равнины и был связан с общественной эволюцией всего славянского мира: восточного славянства, южных и западных славян, южнобалтийского славянства. В этом обширном ареале от берегов Балтики и Приильменья до Карпат и Северного Причерноморья, от Вислы до междуречья Волги, Оки, Клязьмы шли мощные миграционные процессы, нарастали положительные демографические сдвиги наблюдался определенный прогресс в социально-экономической, политической культурной сферах. Восточное славянство было частью этого движения славянского мира который активно взаимодействовал с окружающими народами. Особенно быстро это развитие происходило в относительно мирные периоды истории восточного славянства VIII-IX вв., в отсутствие мощных иноземных нашествий, во время постепенного освобождения части восточных славян от власти Хазарского каганата. Именно в этот период происходит формирование племенных конфедераций - переходного этапа к государственности и наступает время рождения двух первых государственных центров в истории восточных славян - на Северо-Западе с будущими центрами в Ладоге, Новгороде и южного - с центром в Киеве.
КIX в. относится несколько исторически четких упоминаний о наличии на Руси государственных образований. Это нападение русских войск на Византию в начале и в 30-е гг. IX в., посольство Руси в Византию и Франкское государство в 838-839 гг. Однако наиболее впечатляющим фактом русской восточнославянской государственности стало нападение войска руссов-славян 18 июня 860 г. на столицу Византии, заключение договора «мира и любви» между Византией и Русью 25 июня 860 г., официальное признание тем самым Руси могучей Византийской империей. День 25 июня 860 г. может стать официальной датой исторического возникновения Российской государственности. Это было за два года до «призвания варягов».
«Призвание варягов», появление Рюрика и его дружины в землях приильменских славян и местных балтских и угро-финских племен, помеченное в летописи под 862 г., стало определенным этапом в становлении древнерусской государственности. Оно стало отражением определенной общественной зрелости восточнославянского общества, идущего к централизации, знания им государственных традиций Восточной Европы.
Власть Рюрика, его братьев и их «родов» наложилась на уже существующие государственные тенденции и традиции восточнославянских земель Она отразила уже существовавший уровень государственности в этих землях и на сопредельных славянских территориях, входящих в общеславянский ареал, содействовала дальнейшему прогрессу русской государственности, так как ускорила формирование государственной власти и государственной территории на северо-западе восточнославянских земель.
Но продолжала существовать другая часть норманской версии - теория < том, что варяги - это скандинавы, что Рюрик - это выходец из германских либо шведских земель. По своей сути эта сторона норманизма мало чем отличается от своей первой ипостаси. Приоритеты на этом этапе российской истории искусственно подгоняются под иностранные модели, славянский мир оказывается разорванным, что противоречит исторической правде. Историческая логика развития славянских земель искусственно разрушается.
В последние двадцать с лишним лет эта сторона норманизма яростно и агрессивно отстаивается в основном небольшой группой вчерашних филологов-переводчиков, работавших долгие годы со шведскими, норвежскими, немецкими, исландскими, восточными источниками и сделавших эти источники, по существу, наиболее важными свидетельствами по истории древних славян. Их поддерживают некоторые археологи и историки, специализирующиеся на изучении других стран и регионов, в первую очередь, Скандинавии. Солидарность и конъюнктурный расчет лежит в основе этого опасного единства, покрывающего душным туманом русскую науку, внедряемого беззастенчиво в учебники, научно-популярную литературу, в СМИ и даже в краеведение. Построившие на весьма шаткой и субъективной, в основном филологической, порой глубоко тенденциозной, основе, свои исторические конструкции, эти «специалисты» стремятся монополизировать историю Древней Руси, всячески дискредитировать своих научных оппонентов. Слабо разбирающиеся в русских источниках, в первую очередь, в летописных текстах, не знающие древнерусского языка, замалчивающие работы, в которых утверждается славянское происхождение варягов IX - начала X вв., Рюрика и его соратников, они требуют вывести антинорманизм вообще за рамки науки, приклеивают своим оппонентам, всем, кто покушается на эту монополию, ярлыки псевдопатриотов, шовинистов и даже сталинистов, активно сплачивают соратников, борются за захват организационных рычагов науки, научной прессы. Вновь раздаются голоса и о привнесении скандинаво-германскими элементами в славянские земли мощного социально-политического начала. Историография как бы поворачивается вспять.
Для сомневающихся и противников нового норманизма припасены и угрозы и даже политические ярлыки. Так, в книге «специалиста в области истории и этнокультурной истории Восточной и Северной Европы» В.Я. Петрухина и «специалиста по истории скифов и Закавказья» Д.С.Раевского борьба с норманизмом отождествляется с известной сталинской компанией против космополитизма и с возрождением «автохтонистских мифов»[4]. Сегодня все они - специалисты по истории скандинавских и других стран - считают себя единственными «правильными» толкователями истории Древней Руси. Такая ситуация могла сложиться лишь в условиях тоталитарного строя, отсутствия широких, гласных дискуссий, клановой замкнутости и солидарности при опоре на влиятельные партийные, государственные и научные структуры. Отзвуки этой порочной для науки практики слышны и поныне (апелляция к научным авторитетам, к зарубежным соратникам и даже намеки на поддержку этого направления президентскими структурами). Все это мы уже проходили в 70-80-е гг. XX в.
