Правящие круги занервничали: отсутствие представителей КПК на сессии вскрыло бы наличие серьезных внутренних разногласий, а это гоминьдан хотел бы скрыть. В связи с этим Чжан Цюнь, а затем секретарь НПС Ван Шицзе долго уговаривали Чжоу Эньлая взять обратно заявление компартии.

КПК отказалась это сделать и настаивала на выполнении своих требований. Чан Кайши решил открыть сессию НПС без участия коммунистов. К этому времени уже были проведены солидные военные приготовления в непосредственной близости от границ Особого района и в центральных провинциях.

Открывая сессию НПС без коммунистов, гоминьдановцы хотели выяснить, какое впечатление это произведет внутри страны и за границей. Первые четыре дня работы сессии были посвящены заслушиванию докладов различных министерств. Вопрос о требованиях КПК не обсуждался.

Утром 2 марта, в день открытия сессии, компартия вручила секретариату НПС новые «Двенадцать требований». Они сводились к следующему:

1) немедленное прекращение военного наступления против КПК по всей стране;

2) повсеместное прекращение политического давления на левые организации, признание законной платформы КПК и других партий и фракций, освобождение лиц, арестованных в Чунцине, Сиани, Гуйяне и других городах. Открытие всех опечатанных книжных магазинов и аннулирование приказа, запрещающего посылку книг и газет в районы вооруженного сопротивления;

3) немедленное прекращение всякого давления на газету «Синьхуа жибао»;

4) признание законным существование Особого района;

5) признание демократической власти в оккупированных японцами районах;

6) сохранение существующего положения в Северном и Центральном Китае и на территориях Северо-Запада;

7) кроме 18-й АГ создание еще одной АГ и доведение общей численности войск КПК до шести армий;

8) освобождение Е Тина и восстановление его в должности;

9) освобождение захваченных в плен командиров Новой 4-й армии и выдача пенсий семьям погибших;

10) возвращение людей и оружия, захваченных во время конфликта на юге Аньхоя;

11) создание специального комитета из представителей различных партий и фракций; каждая партия посылает одного представителя; представитель гоминьдана становится председателем, а представитель компартии — вице-председателем;

12) включение представителя компартии в состав президиума НПС.

После принятия правительством этих требований КПК выражала согласие участвовать в работе сессии.

Однако до 6 марта компартия не получила ответа на свои требования. Гоминьдановцы почувствовали себя несколько увереннее: отказ КПК от участия в сессии НПС не вызвал широкого недовольства в чунцинских кругах и за границей.

6 марта на сессии Национально-политического совета с ответом на требования КПК выступил Чан Кайши. В решительных выражениях он охарактеризовал отказ КПК от участия в работе сессии НПС как враждебный акт со стороны коммунистов. Основные требования КПК (о создании новой АГ, признании Особых районов на оккупированной территории, освобождении задержанных бойцов и командиров Новой 4-й армии, возвращении оружия и т. д.) он признал неприемлемыми, заявив, что принятие их равносильно признанию марионеточных организаций предателя Ван Цзинвэя. Чан Кайши обвинил 18-ю АГ в незаконных действиях, в том, что она не ведет борьбу с японцами. Он прозрачно намекнул, что для пресечения деятельности 18-й АГ правительство вынуждено было в течение последних лет концентрировать крупные силы.

Чан Кайши отверг также заявление коммунистов о том, что центральное правительство организует «карательные экспедиции» против войск КПК. Он призвал руководителей КПК и 18-й АГ «одуматься» и сотрудничать с правительством в его борьбе с японцами на основе декларации ЦК КПК 1937 г.[34]. Одновременно он указал, что правительство будет добиваться выполнения своих приказов всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Заслушав выступление Чан Кайши, сессия НПС приняла резолюцию, в которой высказала готовность обсудить все вопросы, поднятые компартией, за исключением вопросов военного порядка. В заключение сессия призвала коммунистов принять участие в ее работе.

В ответ коммунисты — члены НПС направили на имя сессии письмо, в котором перечислялись факты репрессий против КПК. В нем подчеркивалось, что КПК по-прежнему стоит за объединение, но до тех пор, пока взаимоотношения не будут урегулированы на основе ее условий, коммунисты не смогут принимать участие в работах сессии НПС.

Таким образом, КПК продолжала настаивать на принятии своих требований. Сессия НПС закончилась, так и не разрешив этого важного вопроса.

В условиях усиливающейся реакции в стране уступка со стороны компартии могла бы поощрить реакционеров. Однако в тот момент КПК не удалось организовать ни в Чунцине, ни в стране в целом открытого массового движения протеста, которое показало бы Чан Кайши недовольство широких слоев политикой гоминьдана.

К марту 1941 г. против КПК фактически действовали две крупные оперативные группы: одна — на северо-западе (ядро ее составляла 34-я АГ Ху Цзуннаня, всего 16 пехотных и 3 кавалерийские дивизии) и другая — в районе провинций Аньхой и Цзянсу (в составе 21-й АГ Ли Пинсяна, 31-й АГ Тан Эньбо, всего 15 пехотных и 2 кавалерийские дивизии).

Концентрация крупных армейских подразделений на подступах к Особому району и к районам, занятым КПК в центральных провинциях, события в южном Аньхое, разгром левых организаций — все это толкало верхушку гоминьдана к дальнейшему обострению конфликта с КПК, подогревало желание одним ударом покончить с силой и влиянием компартии.

Обстановка складывалась серьезная. События в южном Аньхое по крайней мере показали реальную готовность гоминьдановского правительства начать операции по разгрому отдельных отрядов коммунистических войск.

Однако в условиях войны с Японией Чан Кайши не мог пойти на открытый разрыв единого фронта и на гражданскую войну против КПК. Во-первых, это означало бы для гоминьдановского правительства резкое ухудшение отношений с СССР. Во-вторых, этому не способствовала общая социально-политическая обстановка в стране. Экономические трудности, порожденные войной и углубленные неспособностью правительства их преодолеть, тяжелым бременем лежали на плечах народных масс. Отсюда — недовольство режимом различных слоев населения. Оно усиливалось из-за произвола, лихоимства, казнокрадства местных органов власти. Наконец, полицейский произвол и политические репрессии отталкивали от правительства передовую часть китайской интеллигенции.

В создавшейся обстановке Чан Кайши боялся развязать гражданскую войну, так как это могло привести не только к ухудшению международных позиций Китая, но и к большим внутренним взрывам.

Думаю, что эти дни были решающими в определении политики чунцинского правительства. Вскоре мы почувствовали, что Чан Кайши временно не пошел на дальнейшее обострение борьбы с коммунистами.

Проблема взаимоотношений гоминьдана и КПК была хотя и чрезвычайно важной, но все же только одной из многочисленных проблем, с которыми мне пришлось столкнуться в Чунцине. Требовался тщательный анализ военной обстановки, соотношения вооруженных сил Китая и Японии, состояния экономики, финансов и т. п. Помимо внутренних меня интересовали различные международные аспекты, связанные с внешнеполитическим положением Китая. За каждой из проблем стоял целый комплекс других. Например, выясняя состояние китайской армии и ее возможности для ведения активных боевых действий, мы не могли игнорировать взаимоотношения Чан Кайши с различными группировками милитаристов и их внутренние взаимоотношения друг с другом. Вопросов вставало много, но два из них меня занимали постоянно: позиция Чан Кайши, связанная с ведением войны с Японией, и военные планы Японии в 1941 г.

Три с лишним года японо-китайской войны чрезвычайно истощили ресурсы страны. Вопрос дальнейшего ведения войны упирался в следующие основные факторы: