Сталин говорил медленно, как бы вдумываясь в каждую свою фразу. Каждое слово он произносил четко, а в конце фразы делал паузу, как бы приглашая этим возражать, если у меня или у Тимошенко возникли бы какие-либо сомнения. Вопросы, конечно, рождались. И главный вопрос, почему я еду к Чан Кайши, а не в китайскую Красную армию. Но для вопросов время еще не настало в этой беседе. Сталин угадывал многие вопросы и до того, как их мне предстояло задать, отвечал на них. Он закурил трубку и продолжал:
— Казалось бы, китайские коммунисты нам ближе, чем Чан Кайши. Казалось бы, им и должна быть оказана главная помощь… Но эта помощь выглядела бы как экспорт революции в страну, с которой мы связаны дипломатическими отношениями. КПК и рабочий класс еще слабы, чтобы быть руководителем в борьбе против агрессора. Потребуется время, сколько — сказать трудно, чтобы завоевать на свою сторону массы. Кроме того, империалистические державы едва ли допустят замену Чан Кайши китайской коммунистической партией. С правительством Чан Кайши заключены соответствующие договоры. Вы ознакомитесь со всеми этими документами, будете действовать в строгом с ними согласии. Главное — это объединить все силы Китая на отпор агрессору… Позиции коммунистов Китая еще непрочны внутри страны. Чан Кайши легко может объединиться против коммунистов с японцами, коммунисты с японцами объединиться не могут. Чан Кайши получает помощь от США и Англии. Мао Цзэдун никогда не будет поддержан этими державами, пока не изменит коммунистическому движению. Обстановка в Европе, гитлеровские победы говорят о том, что помощь Чан Кайши со стороны Англии и США, возможно, будет постепенно нарастать. Это внушает надежды, что с нашей помощью и помощью английских и американских союзников Чан Кайши сможет если не отразить, то надолго затянуть японскую агрессию.
На протяжении беседы Сталин несколько раз вставал, выходил из-за стола, останавливался около нас с Тимошенко, продолжая развивать свою мысль.
— Не надо думать, — говорил он, — что после поражения Франции западные соглашатели уйдут со сцены. И сейчас, даже в такой трудный момент для английского народа, между Берлином и Лондоном снуют умиротворители агрессора. Они каждую минуту готовы пойти на новые уступки, лишь бы агрессор повернул свое оружие против Советского Союза. У некоторых китайских коммунистов от легких побед Гитлера в Европе и японцев над войсками Чан Кайши закружилась голова. Им кажется, что, если японцы разобьют Чан Кайши, тогда коммунисты Китая смогут овладеть положением в стране и изгнать японских агрессоров. Они очень ошибаются. Чан Кайши, как только почувствует опасность потерять власть или в случае отказа ему в нашей помощи и помощи западных держав, тут же найдет пути соглашения с японскими милитаристами по примеру Ван Цзинвэя[22]. Тогда они общими усилиями обрушатся на китайских коммунистов, и китайская Красная армия будет поставлена в безвыходное положение…
— Ваша задача, товарищ Чуйков, — продолжал Сталин, — не только помочь Чан Кайши и его генералам с умением воспользоваться оружием, которое мы им посылаем, но и внушить Чан Кайши уверенность в победе над японскими захватчиками. При уверенности в победе Чан Кайши не пойдет на соглашение с агрессором, ибо он боится потерять поддержку американцев и англичан и свои капиталы, вложенные в их банки… Ваша задача, товарищ Чуйков, задача всех наших людей в Китае — крепко связать руки японскому агрессору. Только тогда, когда будут связаны руки японскому агрессору, мы сможем избежать войны на два фронта, если немецкие агрессоры нападут на нашу страну…
Задача была сформулирована четко и ясно. Сталин просил меня не разглашать содержания беседы. Быть может, и напрасное предупреждение. Я — человек военный, с девятнадцати лет командовал полком, понимал, что такое военная и государственная тайна. Сталинское предупреждение для меня было лишь дополнительным знаком, что мне оказывается очень высокое доверие, что справиться с поставленной передо мной задачей будет нелегко.
Мне дали некоторое время подготовиться к новой работе. Пришлось основательно потрудиться в различных управлениях и наркоматах, чтобы уяснить обстановку, которая создалась в Китае к концу 1940 г. В частности, Наркомат иностранных дел предоставил мне возможность ознакомиться со всеми документами, которые были положены в основу нашей политики с Китаем.
Перебирая документы, источники, вспоминая все, что видел в Китае, с чем сталкивался, я должен был признать, что мало, очень мало знаю эту страну. Впрочем, я уже знал по опыту, какую огромную роль в жизни этого народа играли многовековые традиции. Старый уклад давил на все слои населения. Китайский народ только просыпался от многовекового сна.
Я понимал, насколько противоречива и сложна политическая ситуация в Китае, Гоминьдан, правящая партия страны, представлял собой конгломерат враждующих и вместе с тем уживающихся друг с другом военно-политических группировок. Рядом с гоминьданом — компартия Китая, опирающаяся в борьбе с реакцией на собственные вооруженные силы. Чан Кайши был вынужден пойти на единый фронт с КПК для борьбы с внешним врагом. Меня, конечно, интересовал конкретный вопрос, насколько этот союз был эффективен в плане отражения японской агрессии. В трудной борьбе компартия вырабатывала свою программу, свою тактику и стратегию. Не мудрено, что это могло породить массу ошибок, к партии могли примазаться случайные люди и повести ее по пути, который вел в сторону от марксизма. Тогда эти опасения еще не связывались с конкретными именами, хотя я знал, что история коммунистического движения в Китае изобиловала борьбой групп и группировок.
Я снова и снова думал о предстоящей работе. Ведь ехал я к человеку (я имею в виду Чан Кайши), которому ни в чем нельзя было доверять. Ехал с задачей помогать ему вести военные действия с агрессором, который напал на его родину. Казалось, чего же проще! Но мы знали, что Чан Кайши ведет войну с Японией, находясь в едином фронте с коммунистами, которых считает своими главными врагами. Ехал к маклеру, к торговому меняле, который при соответствующем стечении обстоятельств не задумываясь предал бы агрессору родину и свой народ. Ехал, учить его патриотизму? Нет, ехал помочь китайскому народу выбросить с его земли иноземных захватчиков.
Скажут: вот, дескать, благодетель. Разве не в интересах Советского Союза было вести войну с Японией руками китайцев? Это приходилось мне слышать и в те годы, и позже. Но против Советского Союза Япония так и не выступила даже в самые трудные для нас годы войны, а Китай топила в крови. С этим очевидным и неоспоримым фактом нельзя не считаться тем, кто в какой-то мере хочет быть объективным.
Челюсти тигра
Изучение документов и материалов о положении в Китае могло бы занять длительное время. Но меня торопили. Отъезд был назначен на декабрь 1940 г. Моего предшественника, военного атташе СССР в Китае П. С. Рыбалко, уже отозвали в Москву.
Откровенно говоря, я ехал в Китай со смешанными чувствами. Я ожидал, что основные военно-политические события развернутся на наших западных границах, и, естественно, мне хотелось использовать свой командирский опыт на этом главном направлении. К тому же было трудно расставаться с семьей, в то время у меня тяжело заболела только что родившаяся дочь Иринка. Утешал я себя мыслью, что смогу оказаться полезным моей Родине и в сложнейшей обстановке в Китае, хотя никак не мог отделаться от убеждения, что Чунцин являлся в те дни глухой провинцией, удаленной от главных международных перекрестков. И ошибался…
Перед отъездом согласно протоколу я должен был нанести визиты китайскому послу и китайскому военному атташе. Ни к чему не обязывающие протокольные визиты, без какой-либо надежды узнать от китайских дипломатов что-либо о положении в Китае. Вероятно, они и сами мало знали, что там творилось. Правда, по намекам военного атташе можно было понять, что в китайском посольстве встревожены развитием событий в стране, причем более всего политической обстановкой, прежде всего взаимоотношениями КПК и гоминьдана.
