В разгар Гравелинской баталии погода неожиданно резко испортилась. Налетел получасовой шквал с дождем, и дальнейшее использование артиллерии и мушкетов обеими сторонами стало практически невозможным. Судно «Мария Хуан» из эскадры Рекальде, до этого отчаянно сражавшееся против «Хоупа», не выдержало натиска бури, потеряло руль и бизань-мачту и пошло ко дну; из 272 солдат и матросов, находившихся на его борту, спастись посчастливилось только восьмидесяти. Их подобрали высланные герцогом шлюпки.
Когда порывы ветра утихли и море несколько успокоилось, корабли армады, двигаясь на северо-восток, миновали Дюнкерк. С этого момента англичане прекратили преследование врага. Победа, несомненно, была на их стороне. Медина-Сидония больше не имел реальной возможности ни вернуться в Ла-Манш, ни объединить свои силы с армией герцога Пармы. Более того, над армадой нависла новая угроза — она неумолимо приближалась к коварным мелям Зеландии.
В тот же вечер Дрейк, превозмогая усталость, написал Уолсингему письмо: «…Бог послал нам славный день, отбросив врага так далеко в подветренную сторону, что теперь, с Божьей помощью, принц Пармский и герцог Сидония не смогут пожать друг другу руки еще несколько дней…»
В конце письма стояла характерная для Дрейка приписка:
«Следует приложить максимум стараний к тому, чтобы прислать нам боеприпасы и провиант, и тогда враг будет изгнан».
«ДУНУЛ ГОСПОДЬ, И ОНИ РАССЕЯЛИСЬ»
Утром 30 июля ветер несколько стих и пошел дождь. К борту испанского флагмана, находившегося в арьергарде армады, приблизился корабль «Санта-Ана», и его командир Окендо начал что-то кричать герцогу. Согласно воспоминаниям Кальдерона, Медина-Сидония спросил его:
— Сеньор Окендо, что нам теперь делать? Мы всё потеряли!
Окендо, находившийся «на ножах» с начальником штаба армады, с издевкой ответил:
— Спросите Диего Флореса! Лично я собираюсь драться и умереть, как подобает мужчине. Пришлите мне еще немного ядер.
Однако другие командиры были против возобновления сражения. На военном совете Алонсо де Лейва заявил, что солдаты и матросы измучены и никто не сможет заставить их снова идти в бой. Диего Флорес предложил покориться судьбе — «на всё воля Божья!» — и сдаться англичанам.
Поскольку корабли неумолимо несло в сторону зеландских отмелей, несколько офицеров «окружили герцога и со слезами умоляли его спуститься в шлюпку, чтобы спасти себя и святое знамя от неминуемого плена». Ванегас рассказывает: «Они советовали герцогу сдаться, если он хотел спастись. Избежать посадки на мель было невозможно. Он ответил, что уповает на Господа и благословенную Богородицу, которые отведут его в безопасную гавань… Люди начали взывать к его совести, дабы он не допустил гибели стольких душ в результате кораблекрушения, но он не хотел слушать такие советы и сказал, чтобы больше ему не говорили об этом. Он собрал пилотов, среди которых был один англичанин и один фламандец, тогда как остальные были испанцами, басками и португальцами. Обсудил с ними, можно ли достичь Гамбурга или норвежского берега… Они все отвечали, что сделают все возможное, но сомневаются в успехе, если только Бог не сотворит чуда и не сменит ветер, дабы мы могли выйти в открытое море. Герцог приказал произвести три выстрела, созывая флот. Снова измерили глубину и обнаружили, что под флагманом шесть морских саженей. Можно было видеть, как ветер несет его к мелям Зеландии… С другой стороны находился вражеский флот. Все мы боялись, что не сможем ни спасти корабль, ни повернуться, чтобы возобновить атаку на врага. Мы ждали, что вот-вот погибнем. Герцог не разделял этого мнения…»
Около полудня северо-западный ветер неожиданно сменился юго-западным. Испанцы решили, что Господь не хочет их смерти. Корабли армады стали один за другим отклоняться к северу, уходя от опасных мелей в открытое море. Пропали лишь изрешеченные ядрами галеоны «Сан-Фелипе» и «Сан-Матео». Первый из них был отнесен течением на отмели между Ньивпортом и Остенде, захвачен там англичанами и передан Юстину Нассаускому; галеон «Сан-Матео», которым командовал дон Диего Пиментель, очутился на отмелях между Остенде и Слейсом и после ожесточенного десятичасового боя сдался голландским капитанам Адриану де Винтеру и Адриану Корнелисзоону из эскадры Питера ван дер Дуса. Огромное знамя с этого корабля позже было доставлено в Лейден и выставлено на всеобщее обозрение в кафедральном соборе.
Во второй половине дня лорд Хоуард пригласил Дрейка и других старших офицеров на военный совет. Отсутствовали лишь Уинтер (он был травмирован при откате орудия) и Фробишер. На совете было решено отправить эскадру Сеймура назад в Дуврский пролив, тогда как основные силы флота должны были продолжить преследование армады, чтобы не дать ей возможности высадить войска на восточном побережье Англии или в Шотландии. Сеймур остался недоволен таким решением. В письме королеве он отмечал, что подчинился лорд-адмиралу против своей воли, а Уолсингему написал: «Нахожу, что его светлость мне завидует и не желает разделить честь с остальными победителями».
Дрейк пребывал в отличном расположении духа, несмотря на то, что получил приказ высадить на берег дона Педро де Вальдеса и других знатных пленников, все еще находившихся на борту «Ривенджа». Относительно армады он писал 31 июля Уолсингему: «Никогда ничто не доставляло мне большего удовольствия, чем вид неприятеля, гонимого южным ветром на север. Господь поручает Вам зорко следить за герцогом Пармой, ибо, с Божьей помощью, если мы будем жить — в чем я не сомневаюсь — еще достаточно долго, мы так обойдемся с герцогом Сидония, что у него останется лишь одно желание — поскорее попасть в порт Санта-Мария, под свои апельсиновые деревья. Господь дарует нам милость во всем полагаться на Него, так что победа, несомненно, будет за нами, ибо наше дело правое».
На следующий день лорд-адмирал вновь собрал военный совет, на котором была принята резолюция:
«1 августа 1588 года. Мы, нижеподписавшиеся, решили и постановили на сим совете преследовать испанский флот, пока не очистим свои берега и не оставим Ферт (Ферт-оф-Форт. — В. Г.) к западу от нас; после этого вернуться назад, чтобы запастись провизией для кораблей, каковой в данный момент катастрофически не хватает, ради охраны и защиты берегов своей страны; заявляем, что, если наши потребности в провизии и боевом снаряжении будут удовлетворены, мы будем преследовать испанцев до самой крайней точки, куда они посмеют дойти.
[Подписали] Ч. Хоуард, Т. Хоуард, Фр. Дрейк, Джон Хокинс, Томас Феннер, Джордж Камберленд, Эдмунд Шеффилд, Эд. Хоби».
Два дня английский флот шел по пятам армады, уходившей на север. Герцог Медина-Сидония вынужден был время от времени уменьшать площадь парусов своих быстроходных кораблей и отходить с ними в арьергард, опасаясь нового нападения противника. Однако пушки англичан молчали. Хоуард велел беречь остатки пороха и ядер на тот случай, если испанцы вдруг решатся высадить своих солдат на побережье Англии.
В пятницу утром, когда флоты находились на широте Ньюкасла, примерно в ста милях от берега, на мачте «Ривенджа» взвился флаг, приглашавший старших командиров на военный совет. Лорд-адмирал хотел предложить своим заместителям еще раз атаковать Великую армаду. Дрейк, однако, полагал, что делать этого не следует. Во-первых, ничто не указывало на то, что неприятель стремится повернуть в залив Ферт-оф-Форт и высадиться в Шотландии; а во-вторых, на английских кораблях осталось так мало пороха, что его не хватило бы и на половинный заряд. В конце концов было решено повернуть на запад, к побережью, чтобы лишить испанцев возможности беспрепятственно подойти к нему, а заодно высадить графа Камберленда, который должен был рассказать шотландскому королю о случившемся и убедить его помочь англичанам в отражении испанского нашествия. В полдень английский флот изменил курс, тогда как армада продолжала уходить на север, в сторону Оркнейских и Шетландских островов. На «хвосте» у нее остались лишь принадлежавшая Дрейку каравелла и один из королевских пинасов.
