– Мне давно следовало сказать вам кое-что, – неохотно начал он. – Может, это поможет вам найти ответ на ваш вопрос. Давайте пройдемся, и я постараюсь сказать вам то, что должен.

Заинтригованный Тайнан сложил письмо Амары и спрятал его в карман. Позже ему придется решить, стоит ли отвечать ей, рискуя тем, что в нем снова вспыхнут прежние чувства.

Он полагал, что Грегори как всегда будет бродить по саду, но тот вывел его за ворота. Казалось, совсем недавно он был здесь с Амарой.

Тайнан то и дело искоса поглядывал на Грегори. Главный Хранитель откашлялся:

– Извините, что заставляю вас ждать. Просто не знаю, с чего начать. С тех пор, как вы вернулись домой, я заметил в вас перемену. Вы встревожены и рассеянны, что совсем на вас не похоже. Я видел, как вы обрадовались, получив известие от лейтенанта Грир. Она имеет какое-то отношение к вашему настроению?

Раздосадованный Тайнан остановился:

– Вы привели меня сюда, чтобы спросить об этом? Если так, то мне не нужны советы. Что бы ни было между мной и Амарой, это касается только нас, и я не собираюсь ни с кем это обсуждать.

Грегори жестом попросил его успокоиться:

– Видите ли, мне трудно говорить с вами, и я хочу, чтобы вы меня поняли. Если она небезразлична вам, вы сможете правильно отнестись к тому, что я собираюсь рассказать.

Тайнан не желал притворяться, что не любит Амару.

– Да, она мне небезразлична. Но что же такое чертовски трудное вы намерены сказать?

Опасаясь реакции Тайнана, Грегори начал:

– Люди становятся Хранителями по разным причинам, и немало мужчин присоединились к нам, пережив трагическую любовь. Был среди нас один человек, который всем сердцем любил подругу юности, но она твердо решила стать врачом и посвятить жизнь лечению больных. Стремясь отдаться своему делу, она отвергла этого человека, и он, зная, что никогда не полюбит другую, пришел сюда. Когда девять месяцев спустя она погибла в автокатастрофе, он узнал, что у него есть сын-младенец. Может быть, позже она призналась бы ему… никто этого не знает… Ее родители, убитые горем, не могли растить ребенка и привезли его сюда. Только его отец знал правду. Все остальные считали ребенка сиротой, порученным его заботам.

– Вы говорите обо мне, правда? – спросил Тайнан. Боясь, что Грегори не назовет имена его родителей, Торн схватил его за плечо. – Вы должны были рассказать мне об этом много лет назад. Если мой отец – Хранитель, которого я знал всю мою жизнь, назовите его имя.

Увидев, что глаза Грегори наполнились слезами, Тайнан обо всем догадался. Он отступил на шаг и гневно спросил:

– Кого вы стыдились: себя или меня?

Грегори вытер глаза рукавом.

– Вы ошибаетесь! – воскликнул он. – Я боялся потерять вас, если вы об этом узнаете. Вы – копия матери, и я считал, что услышав о ней, вы захотите осуществить ее мечту.

Тайнан едва верил в то, что человек, которого он привык любить и уважать, оказался таким эгоистичным.

– Как ее звали?

– Рафаэлла Кастильо. Ее родителям было за сорок, когда она родилась, и они ненамного ее пережили. Мои родители тоже умерли, так что родни у нас с вами нет.

– Кому еще известно, что я ваш сын?

– Никому, – сказал Грегори. – Но, кажется, Орион подозревал правду. Хотя к тому времени, как я здесь появился, он прожил в Цитадели всего несколько месяцев. Когда мне поручили учить младших мальчиков, он со всеми меня познакомил. Орион был сообразителен, очень мил и сильно ко мне привязался. Когда появились вы, он начал ревновать. Ему казалось, что я уделяю вам слишком много внимания.

– И он ненавидел меня до последнего вздоха.

– Как и все другие, я не подозревал, что он так плохо с вами обращается. Это длилось до того ужасного дня, когда этот мальчишка сломал вам ребра в драке, которую, как он клялся, начали вы.

– В кои-то веки он сказал правду: я действительно ее начал. Он утверждал, что после драки ушел отсюда по своему желанию. Это правда?

Грегори махнул рукой в сторону Цитадели, и Тайнан пошел рядом с ним обратно.

– Нет. Его выгнали, но никто из нас не знал, что с ним стало, пока его имя не появилось в сообщениях о ходе мирных переговоров. – Погрузившись в мрачные воспоминания, Грегори молчал, пока они не дошли до ворот крепости. – У меня есть фотографии вашей матери. Хотите взглянуть?

– Да. Но они были нужнее мне тридцать лет назад, когда я впервые понял, что у детей есть матери, а у меня ее нет.

Грегори грустно вздохнул:

– Мне очень жаль, но я желал вам только добра.

– В детстве я был бы счастлив узнать, что вы мой отец. Но теперь слишком поздно.

– Вы неправы, – возразил Грегори. – Любовь не подвластна времени. Я люблю вашу мать так же сильно, как и прежде, и всегда буду жалеть о том, что не смог соединиться с ней. Мне следовало проявить больше настойчивости, может быть, стать врачом. Тогда у нас всех была бы другая жизнь.

– Не надо себя терзать. Прошлого не изменишь.

– Знаю. Но я не перестаю обвинять себя в смерти Рафаэллы. Сама судьба предназначила нас друг другу, Тайнан, и я не имел права ее отпускать. Все эти годы вы были для меня огромным утешением, но, возможно, я поступил с вами жестоко, не позволив вам быть самим собой.

– Мне нужно время, чтобы все осмыслить, – признался Тайнан. – Все должно немного улечься. С тех пор, как я вернулся, все изменилось. А может, изменился я.

– Я всегда гордился вами, – сказал Грегори. – И какой бы путь вы ни избрали, я все равно буду вами гордиться.

Тайнан только покачал головой, повернулся и зашагал прочь от Цитадели.

Ночью, когда все спали, Тайнан бродил по Цитадели, держа в руках лампу, бросавшую на все призрачно-бледный свет. Он всегда любил этот средневековый замок с его особой атмосферой. Тихо напевая песнопения, выученные еще в детстве, он взобрался по лестницам и оказался на крепостной стене. За тучами не было видно звезд, и, глядя в темное небо, Тайнан думал о беспросветности своего будущего.

Он шаг за шагом вспоминал свою жизнь и подвергал ее анализу. Тайнан не сомневался, что полюбил бы философию независимо от того, где впервые узнал бы о ней. Он считал свои исследования нужными и был намерен заниматься этой наукой и впредь. Но теперь, поняв, какой полной может быть жизнь, не мог искусственно ограничить ее стенами Цитадели.

Сегодня у него появился отец. Он всегда восхищался Грегори Нэшем, но не хотел повторять его ошибки. После возвращения в Цитадель Тайнан постоянно пребывал в конфликте с самим собой: преданность Хранителям боролась в его душе с любовью к Амаре. Тайнан жалел, что эта бессмысленная борьба затянулась.

Безмятежность Цитадели более не привлекала его. Тайнан твердо решил, что рано или поздно отправится в штаб-квартиру Аладо и убедит Амару Грир стать его женой. При этой мысли он радостно улыбнулся, с нетерпением ожидая минуты, когда покинет замок, который прежде был ему домом.

Джеффри Харт взял копию сообщения с пульта связи и, увидев имя Тайнана Торна, поморщился. Ему хотелось разорвать короткую весточку, но, понимая, что Амара не заслужила этого, смирился с тем, что придется ее передать.

– Что ты об этом думаешь? – спросил он.

Амара, изучавшая одну из папок Ориона, сделала знак рукой, прося Джефа подождать, и только прочитав документ, подняла голову. Они уже располагали доказательствами того, что связь Ориона с пиратами была не самым худшим из его проступков. Более всего занимал Ориона сбор данных о служащих Аладо. Он завел настоящее досье и шантажировал людей, чтобы укрепить свое положение в корпорации.

С омерзением подумав о своем бывшем начальнике, Амара протянула руку за сообщением. Не ожидая ничего интересного, она небрежно взглянула на него и изумилась, увидев имя Тайнана. Сердце у нее бешено заколотилось, а горло перехватило так, что стало трудно дышать. Она постаралась овладеть собой, но щеки у нее вспыхнули ярким румянцем: перед Амарой с поразительной яркостью встало лицо любимого.