Про рыцарей Вероятно, было весело У кремлевских стен и храмов Рыцарю, чьи латы весили Сорок восемь килограммов. Он, не замечая тяжести Трехпудовых этих лат, Мог кружиться и куражиться На средневековый лад. Рыскал всюду серым волком он И обиды не прощал, Но зато не ведал толком он: Шар земля или не шар? Вот пришла цивилизация. Что же людям принесла Эта вся механизация? Облегчила все дела! Ежели всмотреться пристально, Польза прет со всех сторон: Поезд ходит, книга издана, Существует телефон. Польза есть, притом великая, Массовая, как кирпич. Человек, склонясь над книгою, Может истину постичь. Может на плите на газовой Приготовить он обед. Польза есть, но также массовый От наук бывает вред. Где былая удаль русская, Что гремела с давних пор? Человек стал слабым: мускулы Заменил ему мотор. Он, познавший плод учения, Чуть простудится — апчхи! На глазах его для чтения Приспособлены очки. Ну, а мне милы традиции Презираемых веков. Кое-что готов у рыцарей Перенять поэт Глазков. Не чуму, не мракобесие, Не магический обряд, Не отвергнутый поэзией Крепостнический уклад, Не геральдику рутинную, Не знамена, не гербы, А романтику спортивную Долгих странствий и борьбы! 1954 Про чертей В чертей хоть верьте, хоть не верьте, Но я скажу вам не шутя: Мне начали являться черти От многодневного питья. Они являлись мне ночами Из тьмы безграмотных веков И с подоконника кричали: — Глазков, Глазков, Глазков, Глазков! Те черти вовсе обнаглели И сразу после пьянваря Расположились на постели, Мне ничего не говоря. Они в количестве немалом Обрушивались на кровать, Барахтались под одеялом И, так сказать, мешали спать. Нечистый этот шум, однако, Меня нисколько не смущал: Я пил живительную влагу, Когда потребность ощущал. Что черти мелкие поэтам? Их не должны пугаться мы!.. Но как-то раз перед рассветом Ко мне явился сам князь тьмы. Он, серый, словно весь из дыма, Стал дуть что было адских сил — И я весомо, грубо, зримо Смертельный холод ощутил… С тех пор… Да сгинет сила злая! Я самому себе не враг: И водку не употребляю, А лишь по праздникам коньяк. 1954 За новое счастье! На столе много разной закуски и хлеба, Апельсинов, пирожных, конфет и вина… Если б мог я взлететь в тридевятое небо И отправиться в прошлые времена!.. Я б туда захватил этот стол новогодний, Превосходно накрытый богатой едой. Я б из многих годов выбрал самый голодный: Из столетья двадцатого — сорок второй. Я созвал бы друзей самых лучших и милых, На себе испытавших тяжелые дни. Я продуктами этими всех угостил их, Так что были бы мною довольны они. В нашей власти, друзья, сдвинуть горы и скалы, Только старому горю не сможем помочь… Так за новое счастье подымем бокалы В эту радостную новогоднюю ночь! 1955 За мою гениальность!.. Мне простите, друзья, Эту милую странность, Но не выпить нельзя За мою гениальность!.. Не хвалю я себя, Просто сам в себя верю: Откровенность любя, Не терплю лицемерья. Нынче этот порок Уподобился язве. Говорю, как пророк,— Не согласны вы разве? А грядущая даль Для меня что реальность. Опрокинем хрусталь За мою гениальность!.. Согласиться я рад Даже с первого раза, Что исторью творят Не герои, а массы. Но в искусстве царит До сих пор необычность, И искусство творит Гениальная личность. Как великий поэт Современной эпохи Я собою воспет, Хоть дела мои плохи. В неналаженный быт Я впадаю, как в крайность.. Но хрусталь пусть звенит За мою гениальность!.. 1955 По поводу зависти Если издалека ты Видишь убогие хаты, Окна их в час заката Кажутся золотыми. Но не считай, что хаты Из серебра и злата: Хаты совсем не богаты, Не обольщайся ими. Мелочи будничной жизни Издали живописны. Жены чужие тоже Издали очень пригожи. Думаешь: мне б такую Умницу и всезнайку. Милую, молодую Спутницу и хозяйку. А разузнаешь подробно, Сколько с ней связано тягот, Не пожелаешь с подобной Соединиться и на год! 1955 |
