Я поэт или клоун? Я серьезен иль нет? Посмотреть если в корень, Клоун тоже поэт. Он силен и спокоен, И серьезно смышлен — Потому он и клоун, Потому и смешон. Трудно в мире подлунном Брать быка за рога. Надо быть очень умным, Чтоб сыграть дурака. В свете этих строк становятся понятнее его стихи «Ворон», «Волшебник», «Ты, как в окно…», «За мою гениальность!..», «Тапочки», «О литературных влияниях». Например, стихотворение «За мою гениальность!..» для человека, лишенного чувства юмора, может прозвучать как самовосхваление, как нескромность. Оно и могло бы так восприниматься, если бы поэт не отметил эти строки грустной самоиронией: Как великий поэт Современной эпохи Я собою воспет, Хоть дела мои плохи. В неналаженный быт Я впадаю, как в крайность… Но хрусталь пусть звенит За мою гениальность!.. Да, не будь здесь горького «я собою воспет, хоть дела мои плохи», строки эти могли бы прозвучать, как стихи самовлюбленного зазнайки и походили бы на вирши тех поэтов, которые всерьез могут заявлять о своей поэтической исключительности. Удивительны по своей чистоте, по пронзительности чувства стихи «Это было на озере Селигер» и «Боярыня Морозова». Ироническая тональность этих вещей только подчеркивает силу и первозданность чувства, его открытость и незащищенность: На платформе мы. Над нами ночи черность, Прежде, чем рассвет прольется розовый. У тебя такая ж отреченность, Как у той боярыни Морозовой. Милая, хорошая, не надо! Для чего нужны такие крайности? Я юродивый Поэтограда, Я заплачу для оригинальности… Стихи эти, как мне кажется, можно отнести к значительным достижениям нашей лирики, к наиболее своеобразным ее проявлениям. Сила поэзии Николая Глазкова — в естественности его стихов, в доброте помыслов самого поэта, в мудрой его наивности, в обнаженности души, в кажущейся ее беззащитности, которая, однако, этим и защищена от корысти, ханжества и всего того, что несовместимо с настоящей поэзией. Николай Старшинов СТИХИ «Люди бегут на лыжах…» Люди бегут на лыжах, Желая кому-то добра. Налет на цинковых крышах Солнца и серебра. Так лета пролетали… Хотелось хорошего мне б! Но цинком струит планетарий Изнанку каких-то неб. Смотрит на город витрина, Не холодно ей, ни тепло. Похоже на паутину Треснутое стекло. Загромождено мелочами Теченье большого дня. Люди не замечают Ни мелочей, ни меня. Если добраться до истин, Ни одна трава не сорняк: Пусть бесполезны листья, Значит, польза в корнях!.. Много стихов сочинил я Про то, как жизнь хороша, Пальцы мои в чернилах, Пальцы, а не душа! 1938 Ворон
Черный ворон, черный дьявол, Мистицизму научась, Прилетел на белый мрамор В час полночный, черный час. Я спросил его: — Удастся Мне в ближайшие года Где-нибудь найти богатство? — Он ответил: — Никогда! Я сказал: — В богатстве мнимом Сгинет лет моих орда. Все же буду я любимым? — Он ответил: — Никогда! Я сказал: — Невзгоды часты, Неудачник я всегда. Но друзья добьются счастья? — Он ответил: — Никогда! И на все мои вопросы, Где возможны «нет» и «да», Отвечал вещатель грозный Безутешным: — Никогда!.. Я спросил: — Какие в Чили Существуют города? — Он ответил: — Никогда!..— И его разоблачили. 1938 Моим друзьям В силу установленных привычек Я играю сыгранную роль: Прометей — изобретатель спичек, А отнюдь не спичечный король. Прометей не генерал, а гений, Но к фортунным и иным дарам По дороге, признанной и древней, Мы идем, взбираясь по горам. Если даже есть стезя иная, О фортунных и иных дарах То и дело нам напоминает Кошелек, набитый как дурак. У него в руках искусства залежь, Радость жизни, вечная весна, А восторжествует новизна лишь, Неосознанная новизна. Славен, кто выламывает двери И сквозь них врывается в миры, Кто силен, умен и откровенен, Любит труд, природу и пиры. А не тот, кто жизнь ведет монаха, У кого одна и та же лень… Тяжела ты, шапка Мономаха,— Без тебя, однако, тяжелей! 1940 «Был легковерен и юн я…» Был легковерен и юн я, Сбило меня с путей Двадцать второе июня — Очень недобрый день. Жизнь захлебнулась в событьях, Общих для всей страны, И никогда не забыть их — Первых минут войны!.. 1941 Дорога далека Я сам себе корежил жизнь, Валяя дурака. От моря лжи до поля ржи Дорога далека. Вся жизнь моя такое что? В какой тупик зашла? Она не то, не то, не то, Чем быть должна! Жаль дней, которые минуют, Бесследьем разозля, И гибнут тысячи минут Который раз зазря. Но хорошо, что солнце жжет, А стих предельно сжат, И хорошо, что колос желт Накануне жатв. А телеграфные столбы Идут куда-то вдаль. Прошедшее жалеть стал бы, Да прошлого не жаль. Я к цели не пришел еще, Идти надо века. Дорога — это хорошо, Дорога далека! 1942 |
