Экфразис Октябрьским вечером, тоскуя, Ропщу на скорбный свой удел И пью я пятую, шестую За тех, кто все-таки сумел Ответить на исламский вызов — Семьсот заложников спасти. И я включаю телевизор И глаз не в силах отвести. Как будто в трауре невесты В цветенье девичьей поры Сидят чеченки в красных креслах, Откинув черные чадры. Стройны, как греческие вазы, Легки, как птицы в небесах, И вместо кружевных подвязок, На них шахидов пояса. Они как будто бы заснули, Покоем дышит весь их вид, У каждой в голове по пуле, На тонких талиях пластид. Их убаюкивали газом, Как песней колыбельной мать, Им, обезвреженным спецназом, Не удалось себя взорвать. Над ними Эрос и Танатос Сплели орлиные крыла, Их, по решенью депутатов, Родным не выдадут тела. Четыре неподвижных тела В щемящей пустоте рядов Исчадья лермонтовской Бэлы И ниндзя виртуальных снов. Сидят и смотрят, как живые, Не бросив свой последний пост Теперь, когда по всей России Играют мальчики в “Норд-Ост”. Льву Пирогову с искренней благодарностью Обо мне написали в газете, А она все равно не дала… 2003 Из Беранже Смотрю на вас, девчата, И думаю: “Ну да! И я была когда- то Стройна и молода. Поверьте старой тете, Послушайте совет. Вот я гляжу, вы пьете Мытищинский абсент. Вы не боитесь ада. Вам жизнь — эксперимент. Но только пить не надо Мытищинский абсент. Глаза сольются в щелки. Уйдет к другой бойфренд. Не пейте вы, девчонки, Мытищинский абсент. Не верьте грамотеям И книжке “НЛО” Что, мол, Зеленой феей Верлен назвал его. Рембо, скажи на милость, Бодлер… Зато потом Отправит вас омнибус Всех вместе в Шарантон. Цирроз сожрет печенку. Муж станет импотент. Не пейте вы, девчонки, Мытищинский абсент. И если кто вам скажет Что пил его Ван Гог, Гоните его сразу же Как ступит на порог. Гоните его к черту. Подумаешь, Винсент. Не пейте вы, девчонки, Мытищинский абсент. С таким вот провокатором Недолго до беды. Не знайтесь вы с ребятами Из творческой среды. Расскажет такой парень, Что он интеллигент, И подливать вам станет Мытищинский абсент. Ты, чтобы не вонял он, Скажи ему в глаза: — Козел твой погоняло, А мне нужен казак. Пусть будет он чеченом, Пусть будет он таджик Простой, обыкновенный Трудящийся мужик. Пусть будет он военный Сапог и ксенофоб, Но только не богема, Не андеграунд чтоб. Пусть будет он политик Несет тоскливый бред, Но только бы не критик, Не литературовед. Пусть делать заставляет По два часа минет, Но только б не прозаик, Но лишь бы не поэт. Пусть будет он дебилом. Пусть платит алимент. Но только бы не пил он Мытищинский абсент”. Комаринская
Из цикла “Времена года”. Лето Не жужжи, комар проклятый, Над моею головой, Руки, ноги, как из ваты, За окном июльский зной. Не жужжи ты, не кружи ты Над моею головой, Пусть глаза мои закрыты, Я пока еще живой. Кровь мою не пей, не надо, Ядовитая она, Вся продуктами распада Спирта едкого полна. Вдруг она тебя отравит, Рухнешь ты, как сбитый “Ан”, Ляжем рядом мы две твари, Как Изольда и Тристан. Густ, как борщ, горячий воздух, Мы в нем сваримся, комар, Сколько полушарий мозга Разобьет сейчас удар. Воздух булькает, клокочет, Не надышится им рот, Сколько лопнет этой ночью Миокардов и аорт. Задохнувшись в перегаре, Заглянув за самый край, Друг единственный, комарик, Ты-то хоть не умирай. Чуя крови вкус соленый, Ты лети, комарик мой, Над огромной, раскаленной, Предынфарктною Москвой. Долг последний заплати мой, Я ж кормил тебя собой, Расскажи моей любимой — Я женился на другой. Пусть не ждет меня, Иуду И не льет пусть слезных струй, Передай, что помнить буду, И покрепче поцелуй. В ее горнице прохлада, Скромен девичий альков, Робко теплится лампада У бумажных образков. Она, как ребенок, дышит, Разметавшись на шелках, Чуть гудит ее кондишен, Четки в сахарных руках. Ее писк твой не разбудит, Сядешь тихо ты, как тать, На ее лебяжьи груди, Те, что мне не увидать. И на миг один короткий Обвенчает твой живот Мою кровь, что горше водки, С ее сладкою, как мед. |
