«Очень рад», — пробормотал я.

«Да. Но вашу первую победу подтвердили ополченцы в Селси-Билле, которые видели, как самолет упал в море именно в тот момент, когда вы разговаривали с офицером наведения. Там все нормально».

«А что со вторым?» — спросил Джеймс.

«Да, здесь небольшая загадка. Скачала Истребительное Командование распорядилось занести оба самолета на ваш счет, поэтому зенитчики не могли на него претендовать. Теперь мы выяснили, что в этом районе не стреляло ни одно орудие, поэтому они отпадают в принципе. Однако один летчик из эскадрильи, базирующейся в Такгмере, говорит, что самолет сбил он».

«Очень может быть. Что совершенно точно — его сбил не я».

«Значит, ты на него не собираешься претендовать?»

«Ничуть».

«Хорошо, тогда послушай, что я сейчас скажу. Четыре человека экипажа успели выпрыгнуть и были допрошены. Все они, независимо друг от друга, говорят, что были атакованы двухмоторным истребителем, который тяжело повредил их самолет, хотя и не сбил. Поэтому они отказались от намерения бомбить Ливерпуль и решили сбросить свои зажигалки на Саутгемптон. Когда они намеревались это сделать, что-то ударило по самолету и отломило крыло. Они понятия не имеют, что это было, но им пришлось спешно прыгать с парашютами. Они приземлились рядом с маленькой фермой, и кто-то даже угостил немецкого пилота чаем. Он был в шоке».

«Что ж, я думаю, эту победу следует отдать первому пилоту», — сказал Грэхем.

«Согласен», — кивнул Джеймс.

«Хорошо. Я думаю, это та загадка, на которую мы никогда не получим ответ. Однако я полагаю, что вы приняли лучшее решение. Это все, парни. Удачи сегодня ночью».

Мы с Джеймсом вышли, совершенно довольные собой. Мы были очень рады, что наша первая победа получила подтверждение, хотя это произошло отчасти случайно. Это было очень здорово — летать на ночном истребителе.

В последние несколько ночей Ливерпулю крепко досталось. В городе начались пожары, которые, несмотря на все усилия пожарных, не удалось потушить в течение дня. Поэтому фрицы получили прекрасный ориентир и точку прицеливания. Результат был удручающим. Но все-таки во время блица нам удалось сбить большое число бомбардировщиков, что теперь вынудило их, пусть даже не всех, облетать наш сектор, делая крюк в Ирландское море. Это означало более долгое путешествие, и немцы были вынуждены сократить бомбовую нагрузку, что немного облегчило участь Ливерпуля. Но те, которые выбирали путь над Ирландским морем, благополучно обходили наши воздушные патрули, хотя ночные истребители, действовавшие с острова Англси, сумели сбить один или два бомбардировщика. Этот крюк в Ирландское море подставил под удар немецких бомбардировщиков Дублин.

Когда Ливерпуль был разгромлен, немецкие бомбардировщики взяли перерыв. Они отлично сделали свое дело, но сильно промахнулись в оценке характера англичан. Хотя поползли всякие слухи о моральном состоянии жителей городов, подвергшихся налетам, в целом они сохранили стойкость и были готовы терпеть, пока не придет день возмездия. Но им пришлось ждать довольно долго, потому что налеты на французский порт Брест таким возмездием считать не следовало.

Через несколько дней летчики Люфтваффе исполнили свою лебединую песню, разбомбив во время ночного налета британский парламент. Повреждения получила палата общин. Примерно 250 дальних бомбардировщиков атаковали нашу столицу с интервалами в 2 минуты, пересекая линию берега на всем протяжении от Дандженесса до Бичи-Хеда. Они летели на большой высоте, а потом пикировали в направлении Лондона, набирая скорость, и тут же уходили на малой высоте. Я полагаю, это делалось, чтобы уклониться от ночных истребителей и избежать возможных столкновений. Все самолеты использовали одну и ту же тактику, за что и заплатили. Светила полная луна, что было идеальным для ночных истребителей. 33 немецких самолета не вернулись на базы, а еще больше было повреждено.

В моей эскадрилье Алан Грут сбил 2 самолета, Боб Брахэм — еще один над Кройдоном, остальные пилоты тоже имели стычки. Эта знаменательная ночь стала поворотным пунктом в воздушной войне над Лондоном.

Я тоже находился в воздухе. Я видел, как горит Лондон, но мне не показалось, что пожары слишком велики. Многие бомбардировщики сбросили свой груз над пригородами, особенно досталось Доркингу и Гилфорду. Атаки не были массированными. Судя по всему, Лондон пострадал меньше, чем казалось на вид. Одна бомба, упавшая в лесу возле (Элтона, горела целую неделю, ничего не повредив. Не сомневаюсь, что германские наблюдатели торжественно сообщили, что горит авиационный завод.

Зенитный огонь над Лондоном был просто ужасным, но далеко не всегда точным. Наши пилоты истребителей старались не обращать на него внимания, зная, что попасть в них наши зенитчики смогут лишь при безумном «везении». Но не нужно обвинять нашу систему ПВО. Немцы начали развивать свою зенитную артиллерию на 8 лет раньше нас. И все-таки, скажем прямо, если бы успешные действия ночных истребителей были подкреплены реальной работой наземных систем ПВО, немецкие налеты принесли бы гораздо меньше вреда. Артиллеристы и прожектористы всегда поражали летчиков своим оптимизмом. Слишком часто они выдавали желаемое за действительное. Мы все знали, как тяжело сбить вражеский бомбардировщик ночью, и потому тщательно взвешивали свои слова. Каждая крошка информации анализировалась, проверялась и перепроверялась. Каждый бой детально обсуждался. Можно ли было поступить лучше? Можно ли было иначе использовать наше оборудование? Все это тщательно заносилось в журналы, которые потом послужили основой для боевых наставлений Ночного Истребительного Командования.

Я не хочу долго говорить о событиях 10/11 мая, лучше это расскажет моя летная книжка, вот запись:

(Там было еще несколько ругательств в колонке «Примечания», но командир базы старательно их зачеркнул.)

После этого следовали такие записи:

«11 мая. Проверка пушек над морем. Не работают.

12 мая. Проверка пушек. Работает одна.

13 мая. Проверка пушек. Не работают.

14 мая. Проверка пушек. Не работают.

15 мая. Проверка пушек. Все работают нормально».

В чем же было дело? Не в самих пушках, а в простой катушке соленоида в цепи электроспуска. Сержант Джеймс, который потратил столько сил, чтобы организовать перехваты, был в бешенстве! Четыре фрица! Четыре месяца мы болтались в воздухе, считая, что нам везет, когда видели хотя бы одного. А тут сразу четыре жирных гуся с бомбами на борту. Мы их видели — и ничего не смогли сделать.

Несмотря на нашу неудачу, в целом защитники ночного неба добились серьезного успеха. Процент сбитых самолетов был очень высок, несмотря на все заявления Геббельса. Немцы больше ни разу не предпринимали крупных налетов в лунные ночи.

Остаток мая прошел совершенно спокойно. Лишь несколько вражеских самолетов появились над Англией, хотя мы даже не мечтали полностью отбросить врага. Мы все гадали: а что же немцы замыслили? Погода была хорошей, но Люфтваффе куда-то пропали. А затем пришло сообщение о вторжении на Крит.

Мы все полагали, что, вымотанные здесь, они должны были устроить себе летние каникулы, а попытавшись захватить этот остров, шагнули слишком широко. Многие люди, помня о силе нашего флота, говорили: «Это просто невозможно. Уж на этот раз Гитлер получит всерьез». Но вражеские воздушные силы за несколько дней захватили остров, используя парашютистов, планеры и бомбардировщики.

Но Люфтваффе отправились на Крит не отдыхать. Ответ мы получили через несколько недель. Каждый вечер в сумерках у нас объявлялась готовность, и мы сидели в нашем клубе, ожидая приказа на взлет. Обычно первый из нас взлетал и направлялся патрулировать к французскому берегу, чтобы перехватить все, что только поднимется в воздух. Но чаще всего он не встречал никого. Это бесплодное патрулирование страшно нас изматывало, временами мы просто мечтали, чтобы на нас набросились немецкие ночные истребители. Каждое утро я возвращался в наш маленький коттедж, где Ева уже ждала меня с завтраком. Ее глаза зажигались, когда она видела меня.