Когда пишется история воздушной войны, на первый план всегда выходят герои в сверкающих латах — асы-истребители. Им достается вся слава, они пожинают все лавры. 50, 100, 350 сбитых самолетов — это завораживает. И помогает забыть, что истребители, в общем-то, играли вспомогательную роль в этой войне. Они только оборонялись. Но не будете же вы воспевать цемент марки «700» фортов Вердена… А вот Эриха Хартманна — запросто. Хотя решающую роль в воздушной войне сыграли совсем не «Мессеры», «Спитфайры» и «Лайтнинги», а «Штуки», «Ланкастеры» и «Летающие Крепости». В конце концов, почитайте апостолов воздушной войны Дуэ и Митчелла, говорят они что-нибудь об истребителях? Нет. Вот и в нашей книге речь пойдет о людях, которые не оборонялись, а вели активные наступательные операции. Мы расскажем о двух пилотах бомбардировщиков, кавалерах высших наград за храбрость, участниках множества громких операций. Первый — Ханс-Ульрих Рудель, награжденный Золотыми Дубовыми Листьями с Мечами и Бриллиантами к Рыцарскому Кресту. Второй — кавалер Креста Виктории Гаи Пенроуз Гибсон.

Прежде всего следует напомнить, что это мемуары, а потому не нужно требовать от них документальной точности. Сначала я по привычке рьяно взялся править все и вся, ловя авторов на мелких неточностях, забывчивости и так далее. Но потом подумал: а зачем, собственно? Ведь это не документальное описание боевого пути Schlachtgeschwader 2 «Immelmann», это происходящее глазами очевидца. И если ему эти события виделись именно так, то вправе ли переводчик что-то менять и исправлять? Ведь даже в заблуждениях и ошибках можно увидеть для себя кое-что интересное. Ошибки в мемуарах никогда не бывают случайными, они системны. И такая система может рассказать об авторе гораздо больше, чем сухие и абсолютно точные выписки из журналов боевых действий и летных книжек. Поэтому я решил оставить все, как есть, ограничившись минимальным количеством примечаний и сносок. Перед вами не хроника боевых действий Люфтваффе или Королевских ВВС, а повседневная жизнь двух фронтовых летчиков, изнанка войны.

Единственное, на что все-таки хочется обратить внимание, — это некоторая путаница с географическими названиями, особенно в воспоминаниях Руделя. Автор питает явное пристрастие к немецким вариантам названий. Причем речь даже не идет о переименованных после войны Данциге и Кёнигсберге. Тут и там мелькают Лемберг, Кракау и Плесков. Слава богу, хоть Ленинград Ленинградом оставил. Еще больше путает дело разночтение в наших атласах. Вспомним румынский городок, прославленный блестящей победой Суворова. Как писать его название: Фокшаны, Фокшани или, как дает сам Рудель, Foscani? Голову свихнуть можно, разбираясь. Кто, например, угадает в городе Штульвейссенбург современный Секешфехервар? Да, черт возьми, как правильно писать: по-немецки «Stuttgart» или, как в наших атласах, «Штутгарт»?! Поэтому примите то, что видите, и не пытайтесь поймать переводчика на ошибках. Значит, были основания поставить именно такое название.

Еще одно предупреждение — не удивляйтесь сохраненной немецкой системе обозначения советских самолетов, то есть Лаг-5. В конце концов, если считается привычным и нормальным при описании Тихоокеанской войны сохранить американскую систему обозначения японских самолетов, всякие там «Зеро» и «Бетти», так давайте будем последовательны до конца. Книга немецкая — так тому и быть. Немцы, например, долгое время полагали, что двухместный Ил-2 — на самом деле Ил-7. Они представить не могли, что после Як-9 последует Як-3, а не Як-11, как они его называли. Да и наша статистика выглядела не лучше. Например, танк T-IVH очень долго проходил по бумагам, как «Тигр» тип 4».

Хотя кое-что я все-таки изменил. Заменил привычных англичанам «наци» и «джерри» на знакомых нам фашистов и фрицев. Вот только что делать со «Штукой» — так и осталось непонятным. Не будет полковник Люфтваффе называть свой самолет «Лаптежником», хоть его стреляй…

Самое интересное и загадочное в биографиях двух лучших немецких асов (Руделя и Хартманна): как они из зеленых новичков и неудачников превратились в закаленных бойцов? Ведь и тот, и другой начали совсем не блестяще. Ничем не выделялись и были не то что средними, а откровенно посредственными летчиками. Казалось бы, им была уготована участь пушечного мяса, тех самых безымянных тысяч и тысяч, которые лишь пополняют собой личные счета блестящих асов. Но ведь нет. И тот, и другой сумели вырваться из трясины безвестности. Причем в этом плане карьера Руделя еще более загадочна. Мало того, что он был средним летчиком и начинал как пилот самолета-разведчика, так ему вдобавок пришлось бороться с откровенным недоброжелательством начальства. В совершенно новом свете начинаешь смотреть на рассказ адмирала И. Исакова «Трофей тетушки Пэло» (кстати, очень и очень рекомендую прочитать). Там описано нечто подозрительно похожее — в эскадрилье пикировщиков (!) командир и боевые «товарищи» так загрызли молодого пилота, что ему плен у жутких комиссаров показался избавлением от общества «истинных арийцев».

Когда я переводил воспоминания Руделя, то невольно вспоминал помои, вылитые на мою голову после выхода в свет мемуаров Хартманна. Самым мягким обвинением было «пропаганда фашизма». Что ж, как я и предсказал тогда, эти «критики» ни самой книги, ни моих комментариев к ней не читали, просто единогласно осудили. Меня до сих пор интересует: это сам Хартманн написал довольно уважительную по отношению к Советскому Союзу книгу, или американские журналисты ее пригладили? Вообще-то, полагаю, что немецкий ас оказался довольно умным и наблюдательным человеком, который сразу отделил русский народ от комиссаров и гэбэшных людоедов. А вот вам пример прямо противоположный. «Вы хочете фашистов? Их есть у меня!» Чтобы не осталось недомолвок, сразу прямо заявляю: Ханс-Ульрих Рудель — грязная фашистская сволочь!

Почему столь резкое суждение? Да своей ярой приверженности фашизму не скрывает сам автор мемуаров. Вот характерный эпизод. Германия капитулировала, летчики Руделя поспешно удирают на запад, сдаваться американцам. Приземлились, и что? Рудель демонстративно встречает американских офицеров «немецким приветствием». Неумная и подленькая провокация. А все его отзывы о русских? Между прочим, нужно очень сильно постараться, что в книге найти слово «русский». По мнению Руделя — все русские сплошь монголы. В лучшем случае — «иваны». Бравый полковник считает, что все живущие в России даже не заслуживают определения «люди», это тупые, грязные скоты, хрюкающие в хлеву рядом со свиньями. И это в книге, написанной спустя несколько лет после окончания войны. Вот он, натуральный фашизм!

Кстати, обратите внимание: вся книга буквально нашпигована признаниями в любви Адольфу Гитлеру, многократными реверансами в адрес гения фюрера. Насчет гения не знаю, но вот обстановку сумасшедшего дома, царившую в ставке Гитлера в последние месяцы войны, Рудель, сам того не желая, показал прекрасно. В марте 1945 года затевать бомбардировку плотины «где-то на Волге», чтобы остановить военное производство СССР… Вдобавок, не имея ни самолетов, ни бомб для этого. Где тут история болезни? Подшить бы документик. То же самое относится и к планам наступления из Шлезвига под прикрытием «несокрушимого» зонтика реактивных истребителей.

Но я твердо убежден, что и такие книги нам нужны, потому что в любом случае Рудель остается незаурядным пилотом. Об этом говорит сухая статистика. 2530 боевых вылетов, 519 уничтоженных танков, более 800 автомобилей различных типов, потоплены линкор «Марат», лидер «Минск», эсминец «Стерегущий», сбиты 9 советских самолетов. Ни один из асов бомбардировочной авиации даже близко не подошел к этим достижениям. Вообще, если посмотреть на цифровые показатели немецких летчиков, они выглядят впечатляюще. 1000 боевых вылетов для пилотов пикировщика была, если не дежурной цифрой, то вполне достижимой и реальной. Это при том, что у союзников лучшие асы-истребители имели максимум 500–600 вылетов. У Руделя неоднократно проскакивает упоминание, что в период напряженных боев и 10 вылетов в день не считались подвигом. Может, отсюда пошла басня о колоссальном численном преимуществе немецкой авиации? Когда один и тот же самолет весь день болтается у тебя над головой, то его очень легко принять за 5 или 7 самолетов. Впрочем, давайте поделим 2500 вылетов на 1500 дней войны (на западе Рудель практически не летал), тогда получатся скромные 1,5 вылета в день. И если он в течение недели делал по 8–10 вылетов, то сколько месяцев потом мирно спал, чтобы получить упомянутое среднее?