«Ты знаешь, просто удивительно, насколько изменился ход войны, — сказал Чарльз. — Примерно год назад наши перспективы выглядели очень мрачно. Прошлым летом они казалась еще хуже. А теперь все выглядит не так уж плохо. Во всяком случае, мы уже совершенно не боимся проиграть».

«А я гадаю, когда все это кончится», — сказал я скорее сам себе, чем им.

«Наверное, не скоро», — заявил Чарльз.

«Я согласен, — кивнул Джон, — но когда ты сейчас сказал, как изменилось положение с прошлого лета, я подумал, что ты спокойно мог сказать, что война прошла поворотный пункт 22 октября, когда русские начали наступление под Сталинградом…»

«22 ноября».

«Да, между 22 октября и 22 ноября ход войны полностью изменился. Прошлым летом войска Оси достигли предела своих возможностей. Наступать далее они просто не могли. Сначала их остановили, они потеряли инициативу впервые под Сталинградом, потом под Эль-Аламейном и на Соломоновых островах».

«Продолжай».

Джон отхлебнул еще немного бренди. Чарльз покуривал сигару и слушал, следя, как сигарный дымок вьется кольцами.

«А что, ты и сам знаешь остальное. 22 октября мы начали контрнаступление под Эль-Аламейном. Через неделю мы прорвали фронт и отбросили всю немецкую армию. 8 ноября — высадка в Северной Африке, и хотя я не до конца уверен в адмирале Дарлане, дела, похоже, идут неплохо. 22 ноября Тимошенко по приказу Сталина контратаковал под Сталинградом. В результате огромная армия попала в ловушку. Немцы понесли в России такие потери, что это полностью меняет ситуацию. В Северной Африке мы наступаем на обоих фронтах. Через пару месяцев они встретятся. После этого будет уничтожена еще одна германская армия или то, что от нее к тому времени останется. А затем мы будем снова полностью господствовать на Средиземном море».

«Да, мы снова захватим господство на море, и тогда сможем вторгнуться в Крепость Европа», — согласился Оскар.

«Возможно, следующей осенью».

«Зависит от того, как пойдут дела. Русские требуют открыть Второй фронт, но мы не можем этого сделать, пока не ликвидируем подводную опасность. Кроме того, нам сначала нужно будет захватить господство и в воздухе. Немцам гораздо легче. Они зажаты внутри своей крепости и легко могут перебросить силы в ту точку, где возникает опасность. Наша задача — захватить полное и неоспоримое господство в воздухе повсюду».

«А русские не считают Африканскую кампанию Вторым фронтом?»

«Нет. Там убивают слишком мало немцев».

«Но ведь ты не думаешь, что одни бомбардировки могут выиграть войну?» — спросил Чарльз.

«Я не знаю. Нас так учили, как ты знаешь. Однако нам приходится иметь дело с массовой психологией нации, скверной нации, надо заметить. Она руководится, направляется и организуется гестапо и полицией. Они могут рухнуть, только если разорвется это железное кольцо. А могут и устоять. Никто не скажет точно».

«А что, если наши бомбардировки станут сильнее?»

«Ты хочешь невозможного. Немцы — необычный народ. Они никогда раньше не сталкивались с опасностью опустошения своей страны. И сейчас они могут потерять абсолютно все, ничего не выигрывая. Я думаю, они будут сражаться до конца. Слишком много людей болтает о том, что появляются трещины, а раз появилась трещина, обязательно должен ослабнуть фундамент и так далее. Они доболтались до того, что британский народ начинает думать, как бы «выиграть-войну-самым-легким-способом». Янки уже начали забираться все глубже и глубже во Францию, они уже бомбили Руан. Но никто не скажет, где они остановятся. Вероятно, когда долетят до Берлина. В то же время мы будем наращивать усилия. Все Бомбардировочное Командование получит «Ланкастеры» и улучшенные «Галифаксы», но даже тогда, кто скажет точно?»

«Вообще-то странно, что они до сих пор не пытаются ничего предпринять в отместку, — вставил Джон. — Налет на Кентербери был как раз таким ударом в припадке злобы. Из того, что мне рассказали свидетели, стало ясно, что они атаковали с бреющего в час пик. Потери среди населения были огромными».

Чарльз предложил мне сигарету.

«Да, это был рейд возмездия, но я согласен с тем, что только что сказал подполковник. Мы можем сжечь немецкие города, можем даже сравнять их с землей, однако немцы никогда не прекратят войну, если только наши армии не войдут на территорию Германии, чего раньше еще ни разу не было, насколько я помню. Это должна быть армия не каких-то там неженок, а настоящая армия, которая втолкует этим ублюдкам, чем именно закончится для них война. С Гитлером, Герингом и остальными следует поступить как должно — и да поможет нам бог».

Мы ненадолго замолчали. Потом я сменил тему.

«Я думаю, Геринг полный идиот. Он вообразил, что Люфтваффе всемогущи, и приготовился к короткой войне, имея минимум резервов. Теперь он должен понять, что его программа оказалась неверна. Все его парни летают на старых самолетах со слабым вооружением или вообще без него. Он продул».

«Хорошо, что он тебя не слышит», — рассмеялся Чарльз.

Так мы сидели, курили, беседовали, в основном о войне. А о чем еще? Затем мы принялись обсуждать япошек. Эти маленькие желтые обезьяны тоже увязли, и соотношение сил на море начало постепенно изменяться в пользу союзников. Мы говорили, что япошек разбили еще раз. Мы говорили о подводной войне, как самолеты со специальным оборудованием смогут атаковать подводные лодки, когда те этого совсем не ожидают. Мы говорили о воздушной войне. Бренди очень способствовал непринужденной беседе и полету фантазии.

До этого момента мы проделали долгий путь поражений и неудач. Долгая дорога вверх по склону, пройти которую было очень нелегко. Но теперь мы стояли на вершине. Было приятно сидеть здесь и отдыхать, думая, что самое тяжелое позади. Может быть, теперь фрицы откатятся прямо за стены Крепости Европа. Мы ведь знали, что это уже началось. Немецкие лидеры в своих речах указывали на это, как на главный фактор своей политики. Они собирались превратить всю Европу в несокрушимую крепость, способную выдержать бесконечную осаду, пока усталость от войны и внутренние противоречия не заставят союзников бросить попытки разгрызть слишком твердый орех. Эксплуатация захваченных территорий стала такой жестокой, что потрясла даже местных квислингов. Итальянцы, венгры, румыны и другие народы толпами отправлялись на русский фронт. Хладнокровные убийства и неслыханная жестокость должны были окончательно покончить с евреями как с нацией. Франция была вынуждена начать полномасштабное сотрудничество с державами Оси. Адольф Гитлер сам объявил себя вне закона.

Но мы должны были атаковать «Festung Europa», и нам впервые предстояло ворваться в нее. Лишь тогда мы сможем разговаривать с немецким народом языком меча — его собственным языком, единственным языком, который он в состоянии понимать. Лишь потом нам предстояло сломать всю систему мировоззрения немцев. После этого должен был наступить черед японцев. Это тоже потребует много времени, однако и они, в конце концов, заплатят за свою агрессию.

«Похоже, так и будет, — сказал Джонни, зевая. — Когда-нибудь мы высадимся на континент».

«Ключевое слово «когда-нибудь». Великое слово», — сказал Чарльз.

Мы поднялись и вышли Вечер был приятным, и мы уже «выиграли» войну. Однако мы радовались бы гораздо меньше, если бы представляли, какие тяжелые битвы нам еще предстоят и какие тяжелые жертвы мы понесем. И что война окажется еще очень долгой. Ситуация изменилась, но нам предстояло пройти длинный путь.

Налеты на Италию закончились так же внезапно, как и начались. По крайней мере, для нашей группы. Мы снова начали бомбить долину Рура. И все-таки одиночные «Галифаксы» и «Стерлинги» продолжали путешествия к югу от Альп, чтобы сбросить несколько тонн бомб на промышленные районы Турина и Генуи. Однако это были спорадические вылазки, а не систематические налеты. В составе нашей группы мы приняли участие в налете на Милан, когда моя 106-я эскадрилья побила все предыдущие рекорды, получив 6 снимков точки прицеливания. Это было третье достижение за всю историю Бомбардировочного Командования.