Две императрицы По людным улицам картинного Потсдама Торжественный кортеж медлительно течет, И старой роскоши изысканная рама Тревожит грустных дум эпический полет. Толпа молитвенно и чутко напряженна… Вдоль императорами взрóщенных аллей Рыдает скорбный ритм капеллы похоронной, И Гогенцоллернов распахнут мавзолей. У траурных кистей печальной колесницы Воскресло прошлое и трепетно встает Отдать последней долг своей императрице, Стряхнуть тяжелых дней надвинувшийся гнет. Душа смирившейся, несломленной державы, Зажглась опять на миг несбыточной мечтой: С Верденских гекатомб, из Бельгии кровавой Взвился былых надежд несокрушимый рой. Плюмажи белые, чеканные кирасы, И каски, гордые сиянием орлов, Вам есть что вспоминать, Потсдамския террасы, Вам есть о чем жалеть, склоненный ряд голов. Принцесс развенчанных немые вереницы, И принцы павшие, и павшие вожди, Короны и венки и гроб императрицы. Массивный, пышный гроб, как символ впереди. Мир праху твоему, последняя Августа, Ты будешь мирно спать среди родных гробов, В народе рыцарском, хранящем честь и чувство, В кругу сознательных и доблестных врагов. Врагов, сумевших чтить величие паденья, И в дни безмерных смут, отчаянья и мук Не запятнавших дух отравой преступленья, В крови избранников не омочивших рук. Мир праху твоему! С сознаньем боли тайной Взор обращается невольно на восток… Знакомый, горький путь… Далекая окрайна, Затерянный в горах, случайный городок, Понурый, мрачный дом, нахмуренные стены, Охрана грубая разнузданных солдат, И в окна тусклые за буйством каждой смены Пять детских милых лиц испуганно следят. А там? Глухая ночь… Ночь жуткая до крика… В раскатах выстрелов грохочущий подвал… Ватага пьяная… Такой расправы дикой В анналах бытия никто не начертал. Ручьями льется кровь, и гнутся половицы, В кощунственных руках безжалостен прицел, И стынет теплый труп другой императрицы В трепещущей горе еще дышащих тел. Фабричный грузовик, — не траурные дроги, — Повлек немую кладь под складками сукна, И только след бежал по колеям дороги, Кровавый, жуткий след, свидетель злого сна. У шахты брошенной, сообщницы невольной, Звенело карканье слетевшихся ворон, И старый лес шумел, как отзвук колокольный, Над страшным таинством безвестных похорон. Прошли лихие дни. Пройдут лихие годы. Но с царскою семьей в безмолвии ночей Мы погребли навек блеснувший луч свободы, И заклеймит нас жизнь названьем палачей. Не вырвать, не стереть позорящей страницы… И запоздалый плач надгробной литии Не успокоит тень былой императрицы И с диким посвистом замученной семьи. Харбинская весна
Харбинская весна… Песочными смерчами Метет по улицам жестокий ураган, И солнце золотит бессильными лучами Взлетевшего шоссе коричневый туман. Несутся встречные прохожие, как пули, Одежды их чертят причудливый зигзаг, В хаосе мечутся извозчики и кули, И рвется в воздухе пятиполосный флаг. Харбинская весна… Гудят автомобили, Кругом густая мгла, пирушка злобной тьмы, Китайцы все в очках от ветра и от пыли, Японцы с масками от гриппа и чумы. Очки чудовищны и лица странно жутки, В смятенном городе зловещий маскарад… Ни снега талого, ни робкой незабудки, Ни звонких ручейков, ни вешних серенад. Харбинская весна… Протяжный вой тайфуна. Дыханье стиснуто удушливой волной, В зубах скрипит песок и нервы, точно струны, Дуэт безумных дум с безумною весной. Где запах первых трав? Разбрызганные льдинки? Великопостных служб томящий душу звон? На вербах розовых прелестные пушинки? Базаров праздничных приветливый гомон? Харбинская весна… В разгуле общей пляски Кружится дико жизнь в безправьи и чаду, Кружится прошлое, напев забытой сказки, Мучительный кошмар в горячечном бреду. А будущее? Смерть? Возмездие? Расплата? Печально бродит мысль на склонах прежних лет По всем родным местам, где я была когда-то, С любимыми людьми, которых больше нет… Астры Они опять цветут на блекнущих куртинах Лиловых звездных астр печальные кусты. На камнях мостовых, в пыли бульваров длинных, В холодном сумраке тоскующих гостинных, В садах особняков и в окнах бедноты… Под легким кружевом деревьев пожелтелых, В фестонах огненных, где ночью стынет лед, Под ржавчиной дождя, в порывах ветра смелых, Они опять цветут в лучах похолоделых, В негреющих лучах осенних позолот. Спокойно проводив дряхлеющее лето, Я в город ехала их ближних дачных мест, И астры падали из смятого букета, Прощальные цветы последнего привета, — В вагонной суете мечтательный протест. В дрожащих фонарях коптили тускло свечи, Мятущаяся тень плясала по купэ… Печаль немых разлук, мгновенный трепет встречи, Неясные черты, замолкнувшие речи, — Еще один этап на жизненной тропе. Еще один этап… И вдруг так ясно, ясно Мне вспомнился другой осенний долгий путь… Сентябрьский вечер гас слезливый и ненастный, И комфортабельный, заманчивый, атласный Сияющий экспресс звал в сказочную жуть. Контраст его огней с нависнувшим туманом Дорожной роскоши удваивал секрет, Баюкал бархат стен над спущенным диваном И рядом с брошенным на сетку чемоданом Лежал лиловых астр чарующий букет. Нарядная толпа под арками вокзала, Культуры призрачной гранитные столбы, — Ничто моей душе тогда не подсказало, Что в этот страшный час все прошлое упало В разинутую пасть чудовищной судьбы. Что мне не видеть, вновь покинутой столицы, Надменных Невских волн, торжественных дворцов Любимые места и родственные лица Их нет, их больше нет… Везде одни гробницы И стоны жалкие бездомных беглецов. Короткий поцелуй, звонок тревожный — третий, Вот двинулся вагон, поплыл назад вокзал… Прошел десяток лет, а может быть столетий, А может быть минут… Испуганные дети, Глядим мы с ужасом в зияющий провал. Над гаснущей чертой мелькающего света Безумный маг чертил кровавый, грозный крест. И астры падали из смятого букета, Прощальные цветы последнего привета, В вагонной суете мечтательный протест. |
