В городском саду Мостиков причудливые взлеты, Речкой загибающийся пруд, Вычурных беседок переплеты На холмах искусственных цветут. Старые стоят в аллеях вязы И под вязами гуляющих толпа, Легкий челн у берега привязан, Вьется вверх капризная тропа. На мосту смеющаяся группа, Щелкает игрушка — аппарат, И студент снимает в рамке хрупкой Двух шалуний много раз подряд. И резвится детвора в аллеях, И сидят в киосках старики, И мечту о пене бурь лелеет Тихий плеск игрушечной реки. А на небе, тоже как игрушка, Прошивая летних туч туман, То ясней, то медленней и глуше Боевой гудит аэроплан. Прощанье Понеслись перелетные птицы В голубые чужие края… Вы ко мне приходили проститься, Грусть о прошлом в душе затая. Нашей дружбы мечтам многолетним Пробил третий последний звонок… Никого, никого нет на свете, Кто бы русским в изгнаньи помог! На вокзале бездомные листья В серебристом чернеют снегу, Я хотела — б за вас помолиться, Но молиться давно не могу, Ряд вагонов зеленых и красных, Низко пар ходит клубом седой… Я следила, как горько и страстно Вы боролись в тяжелой нуждой. Но сжималось теснее и туже С каждым днем роковое кольцо… Их здесь много, кто повесть все ту же Любопытному бросит в лицо. И все дальше от отчего края, Как осенние листья буран, Вглубь Кореи, в разливы Китая Их несет в беспросветный туман. Вновь пойдут тяжких дней вереницы В тщетной жажде любви и гнезда… И в погоне за Синею Птицей Мчат на юг беглецов поезда. Страшный сон По улицам свищут пули, — Стал город враждебен, нов… У двери я караулю По гравию хруст, шагов. Весь день был, как сон туманен… Ты мне уходя кивал… Случайною пулей ранен. — Так страшно звучат слова. Прохожие к стенам жмутся, На небе звезда видна… Хочу я от сна проснуться; От этого злого сна. Солдат у калитки дома К винтовке примкнул свой штык, Тяжелый промчался с громом По улице грузовик. И, окна смежив, заснули Громады седых домов… У двери я караулю По гравию хруст шагов! Бегство
В мелких тучках небо голубое, Вся в лучах разбрызгалась зима. Бросились испуганной толпою, Забегали в фанзы и дома. Лошади, орудья, пехотинцы, Все смешалось… Громыхал обоз И ронял смертельные гостинцы Желтый шмель — гудящий бомбовоз. Бухали по городу снаряды, Гул стоял шагов, колес, подков… Розовели празднично ограды Облачком круглившихся дымков. И валились серые в тулупах На дорогах, улицах, углах… Отражалось у лежащих трупов Солнце в застеклившихся глазах. И валились в ярком зимнем свете. Не померк нарядный чудный день, — Бедные замученные дети Нищенских китайских деревень. Застывали мертвые, нагие Без могил, без гроба, без имен… А в Харбин входили уж другие, Шелестя полотнами знамен. Малина В бегущих облаках и неподвижных ветках Играет ласковый и переменный свет. Сижу я за столом разросшейся беседки И чищу ягоды малины на обед. Такое мирное, знакомое занятье… Лиловый липнет сок на кончиках ногтей, Сметают рукава вуалевого платья Сор мелких звездочек и желтеньких костей. Давно привязана к размеренному жесту Туманных образов размеренная цепь… Я вижу хуторок, усадебное место, За сломанным плетнем смеющуюся степь. У тоненьких колонн террасы кривобокой, Наверно нет давно колонн убогих тех, Качает шапками десяток лип высоких И низко стелется приземистый орех. И дупла древние зияют ржавой жижей, А купол зелени прохладен и душист… Семейный старый стол холстом застелен рыжим И сверху сыплется пахучий терпкий лист. Печурка топится, трещат, чадя, полынья, Как щит Юпитера сияет медный таз, Вскипают пузырьки в малиновом вареньи И ложкой бабушка мутит его атлас. Она торжественна, серьезна, величава, В просторной кофточке и локонах седых… На блюдце с пенками оспаривают право Ручонки смуглые девчонок трех босых. Я чистить кончила… Мы вспоминаем редко, Малина вспомнила затерянную быль. В бегущих облаках и неподвижных ветках Мерцает радугой сверкающая пыль. |
