Снежные слова Нависли пепельные тучи И стелят снежный белый плат. Слова ласкающих созвучий В моем сознаньи не звучат. Слова мне кажутся пустыми, Холодными, как этот снег… Какое слово или имя Принять захочет человек? Событья шире и огромней, А жизнь все уже и бедней… Что можем мы любить и помнить В тревоге вечной наших дней? Весь мир лежит пустыней снежной И полон страшных, снежных слов. Нет на душе созвучий нежных И звонких, ласковых стихов. О ней Целый день с железной крыши капало, Прыгали по лужам воробьи, А душа о прошлых веснах плакала, Пряча слезы глупые свои. И казалось все не настоящее, И часы казались сочтены… За обедом подали хрустящие, Золотые пухлые блины. И шутил с расставленными винами Смелый луч, прыгнув в дверную щель… Все равно, — как будто сердце вынули У привычных жизненных вещей. И приход весны совсем не радовал, И луча не радовал привет… Соблазняли тщетно маскарадами Объявленья шумные газет. Доктора все объясняют нервами, Мистики предчувствий вечно ждут, А подруги признаками первыми Старости печаль мою зовут. Но о Ней, Далекой, боль щемящая Просыпается с дыханием весны… За обедом подали хрустящие Золотые, пухлые блины. Богульник Случайный луч обводит светочем Квартиры пыльной уголки, Ласкает рыженькие веточки, Где почки, точно узелки. В голубоватой хрупкой вазочке Я собрала из них букет… Нет, не букет, — скорее вязочку, Кустов обиженных скелет. Корицей пахнет он и хворостом. Сухою мерзлою травой…. Так пахнут на полянах поросли В сединах осени больной. И вот когда на этих палочках, Колючим вздыбленных пучком, Распустится живою алостью Цветок душистый за цветком, Когда по стеблям дрожью светлою Прольется радости волна, То значит, — я не верю этому, То значит, что пришла весна. И в сопках, упоен победами, Теснится всходов хоровод…. И на границе заповеданной Богульник розовый цветет. Похороны гусара
Вечерний туман серебрится, На улицах серо и сонно, — За белой идет колесницей Печальный кортеж похоронный, Над темным досчатым забором Закатное кружево тает, Сгрудились немым коридором Домов безучастные стаи. И движутся тихо по парам За гробом друзья и родные… Когда-то служил он гусаром В те дни и те годы былые. Тяжелым раздерганным шагом Прошла его жизнь, отшумела… Трехцветным завернуто флагом Сухое недвижное тело. У щек — побледневшие розы И астр погребальных букеты… Последние вытерты слезы, Последние песни допеты. Замолкло протяжное пенье, Все тускло, мертво и убого… Такого-ли он погребенья Просил, умирая, у Бога? Когда-то служил он гусаром И видел в минуты агоний — Как полк весь в предсмертном кошмаре Пронесся на взмыленных конях… Отличья безвременьем стерты… В России-б не так хоронили… С оркестром, под конным эскортом Несли-бы гусара к могиле. Но что это? Четко и звонно Вдали застучали подковы… Откуда отряд этот конный Из сумрака всплыл городского? Друзья-ли с погостов, с пожарищ Пришли, сбросив времени заметь, Узнав, что скончался товарищ, Пропеть ему Вечную Память? Вмешался-ль загадочный случай, Георгий-ли, воин вмешался, Но только японский летучий За гробом отряд продвигался. И всадники к гривам холеным Склонялись в мундирах защитных, Отчетливым цокали звоном По уличным камням копыта. И медленно с топотом конным К преддвериям церковки старой Доставил кортеж похоронный Земные останки гусара. Туда — к чужим Вокзал… Толпа… Мелькают лица, руки… И поезд тронулся… Метнулся синий дым… От милых мест вагон с чеканным стуком Уносит вдаль… Туда — к чужим? Заборы, домики, заброшенные дачи, Фанзенки ветхие, подгнивший серый тын… Прощай, мой друг, печальный и невзрачный, Нескладный беженский Харбин. Ты столько раз в годины испытаний, В смертельный час волнений и тревог Давал приют уставшим от скитаний И душу русскую берег. В суровый век разгула и наживы Хранил, как клад, все то, чем дорожим, Чем ценен мир и люди в мире живы… Ну, а теперь туда — к чужим! Лежат на столике охапкой хризантемы, Бегут в окне равнины и леса, Все гуще дым… Конец, конец поэмы, — Твердят колес стальные голоса. Скитальцев горестных не кончена дорога, Так много стран, но солнце в них одно… И путь домой один… Путей в чужбину много И дымом застлано окно. Прощай Харбин! Со всем, что сердцу мило Союз души навек нерасторжим. Слепая, жуткая неведомая сила Несет нас вдаль… Туда — к чужим! |