«Раздражённый и злой домосед…» Раздражённый и злой домосед, изучаю прорехи кармана. Мир, искрошенный в строки газет, чёрно-бел, как в зрачке наркомана. Вот и в баре закрыли кредит. Да ещё эта кошка-поганка заиграла носок — и глядит, чёрно-белая, как пропаганда… 1997 Хроника одной вечеринки, или Песенка о неприкосновенности личной жизни Цитировал кто-то кого-то, слегка искажая строфу. В цезурах и паузах булькала водка — а мы целовались в шкафу. Подглядывал кто-то за кем-то, слегка накреняя софу. Какого-то кто-то ругал Президента — а мы целовались в шкафу. Показывал кто-то кому-то приём боевого кун-фу. Потом тишиною звенела минута — а мы целовались в шкафу. Гуляйте, столы накреняя! Кричите, что лидер неправ! Я лишь об одном, господа, заклинаю: не суйтесь, пожалуйста, в шкаф! 1995 В дамском обществе (декламируется сквозь зубы) Скаламбурил. Хоть бы хны! Заманив на чашку чая, обсуждают свойства хны, мужика не замечая, три улыбчивых шахны. И одной мечтою движим — кончить этот беспредел, по причёсочкам по рыжим тихий ангел пролетел — как фанера над Парижем. 1996 Лирическая пронзительная Бьёт меня жизнь, что оглобля, или пластает, что сабля, — ежели мне тяжело, бля, я убегаю в леса, бля. Не для киношного дубля с поезда слез — и бреду, бля. И вместо плача да вопля тихо шепчу: «Ничего, бля…» Взмоет из зарослей цапля — хоть на полотна Констебля. Я побледнею с лица, бля, и поражусь красоте, бля. Не для киношного дубля мимо болотца бреду, бля. И вместо плача да вопля попросту думаю: «Во, бля…» Нежные кроны колебля, мелкие лужицы зыбля, ветер плеснёт по земле, бля, свежестью первой грозы, бля. Не для киношного дубля через опушку бреду, бля. Но прогремлю до Гренобля, ежели снять для кино, бля. 1993 «Пропади оно все пропадом!..» Пропади оно все пропадом! Бледен, худ, необогрет, обмотаю шею проводом и отрину табурет. Пожуют глазами-жвачками участковые: «Висить…» И придет монтёр с кусачками — провода перекусить. Снимут, вынесут по дворикам вдоль таблички «Телеграф», а записку бросят дворникам, ни черта не разобрав… 1988 Противовоздушно-сексуальное Когда ракета рвёт по вертикали затем, чтоб гробануть бомбардировщик, не дав ему сронить ядрёну бомбу на некий центр, что тянется вдоль Волги и повторяет все её изгибы, как мы порой ладонью повторяем изгиб бедра любимого созданья, которое немедля говорит: «Не трожь бедро, на нас уже глазеют!» — и вы покорно прячете хваталку в излишне тесный боковой карман, который вдруг косым своим разрезом напомнит вам татарских интервентов, речушку Калку, поле Куликово и многое другое… Но ракета, пока вы это пристально читали, уже бомбардировщик гробанула, о чём имею счастье доложить! 1978 «Вот ты — в тоске и грусти…» Вот ты — в тоске и грусти, а я — навеселе. Ты найден был в капусте, а я вот — в конопле. Тащись себе, мотыжа капустные поля, а мне вот как-то ближе родная конопля… 1989 Дачное Мысли заплясали, ёкнуло в груди — чьи-то грабли сами просят: «Укради…» Тягостная повесть. Пагубная страсть. Ведь замучит совесть, если не украсть! 1995 «Ни в кустах, ни у берёзки…» Ни в кустах, ни у берёзки никого уже не трахну — получил (не уберёгся!) производственную травму. Не строителем (куда там!), не пилотом авторалли — я работал депутатом. Потому и оторвали. 1996 Казачья раздумчивая На земле сырой, да, сидели три сфероида, ой да, ехал конный строй… Ехал конный строй, да, видять: три сфероида, ой да, на земле сырой. Есаул лихой, да, с мордой Мейерхольда, ой да, говорить: «Постой…» Говорить: «Постой, да, окружай сфероида», — ой да, есаул лихой… Сняли первый слой, да, с первого сфероида, ой да, а за ним второй… А за ним второй, да, видять гуманоида, ой да, с крупной головой. Смотрить конный строй, да, а у гуманоида, ой да, хоть лягай, хоть стой… Хоть лягай, хоть стой, да, морда Мейерхольда, ой да, прям хоть в конный строй. Сняли первый слой, да, с другого сфероида… (И так далее, пока степь не кончится.) 1994 вернуться Лев Вершинин — историк, поэт и писатель-фантаст. В девяностые годы довольно долго был депутатом Одесского городского совета. |
