«Вот и кончен поединок…» Вот и кончен поединок. Навсегда. Впереди ещё какие-то года, слёзы пьяные да карканье ворон. На зубах скрипит песчинка с похорон. 1996 Теперь уже недолго… «Будут ли тому причиной войны…» Будут ли тому причиной войны или наступленье тяжких льдов — мы уйдём. Земля вздохнет спокойно, распрямляя шрамы городов. Разве это не издёвка злая: пробуя на ноготь остриё, взрывами и плугами терзая, люди звали матушкой её! Из окна — запруженная Волга. Берега в строительной пыли. Ждёт Земля. Теперь уже недолго. Мы уходим. Мы почти ушли. 1978 «Мне снятся сны, где всё — как наяву…» Мне снятся сны, где всё — как наяву: иду проспектом, что-то покупаю. На кой я чёрт, скажите, засыпаю — и снова, получается, живу? Я эту явь когда-нибудь взорву, но не за то, что тесно в ней и тошно, и даже не за подлость, а за то, что мне снятся сны, где всё — как наяву! 1997 «Когда ты предаёшься хлопотам…» Когда ты предаёшься хлопотам в толпе таких же человечин, внутри нашёптывает кто-то там: «Ты, парень, случаем, не вечен? Со страхом или с умилением, но пережил ты, спору нету, любовь, Отечество, миллениум… Осталось пережить планету». 2003 «Забавно сознавать, но Робинзон-то…» Забавно сознавать, но Робинзон-то — в тебе. Не на рисунке. Не в строке. Куда ни глянь, враньё до горизонта, и ты один на малом островке. Что остаётся? Верить в милость Божью, когда волна пугающе близка, да подбирать обкатанные ложью обломки истин с белого песка. 1998 «Ужасен русский Бог…» Ужасен русский Бог. Услужлив русский бес. Один — молчит, другой — не умолкает, словами сыплет, локотком толкает — по долгу службы, что ли, отвлекает от грозного молчания небес? 2004 «Ничего мы не обрящем…» Ничего мы не обрящем — только темечко расплющим, пребывая в настоящем и мечтая о грядущем. Не дури, едрёна вошь! Рок тебя не проворонит. Здесь ты все-таки живёшь, а в грядущем — похоронят. 2002 «Когда возвратишься в пустую…» Когда возвратишься в пустую бетонную гулкую клеть, где лампа горит вхолостую и где предстоит околеть, ты лепет воды в туалете прими за журчанье ручья — и нет уже каменной клети, и вновь боевая ничья! 2002 Белая усадьба «Неба серое болотце…» Неба серое болотце. Влажная стена. У балкона чайка бьётся, будто простыня. марлевый испод. Это утро. Это Рига. Это Новый год. 1995 Белая усадьба Ох, упрям! Сижу в кабаке. Сыт и пьян, и нос в табаке. То ли песня вдалеке, то ли где-то свадьба… Штоф вина на столе пустом у окна, а в окошке том — над господским над прудом белая усадьба. Сыр да бор да негромкий сказ, мол, недобр у барыни глаз — привораживает враз, хуже не сказать бы… Черти пьяные, вы о ком? Я-то с барыней не знаком! Ну а сам взгляну тайком в сторону усадьбы. Что ж, колдунья, твоя взяла! Грош кладу я на край стола. Углядела, повела… Век тебя не знать бы! Волшебством ты и впрямь сильна: я в шестом кабаке спьяна́, а в окошке вновь она — белая усадьба… 1992 «Я к тебе уже не приду…» Я к тебе уже не приду. Никогда тебе не спою. Оставайся в своём раю — я останусь в своём аду. Иногда лишь приснится сон: позолота старинных книг, за окошком — прибоя стон и раскинувший крылья бриг. Я бы мог за тобой пойти в чёрный ад под вороний грай. Только в рай не могу, прости, потому что не верю в рай. Наша жизнь — как прокля́тый круг из предательств и суеты. Иногда лишь приснится вдруг всё, о чём говорила ты. Выбирай тут, не выбирай — не раздвинутся створки врат. Да и рай твой — лишь с виду рай, а присмотришься — тот же ад. Я к тебе уже не приду. Не бывать нам с тобой вдвоём. Я останусь в своём аду. Оставайся и ты в своём. Иногда лишь приснится сон… 1993 вернуться Шаромыга — то же, что шаромыжник: жулик, обманщик. |
