— Привет, предки, это всего лишь я, — сказал Кайл после гудка, усиленно стараясь скрыть тот факт, что он чуть-чуть запыхался. — Надеюсь, вы не будете против, а то я собираюсь заночевать у Бена. Мы взяли напрокат несколько дисков с фильмами ужасов и намерены устроить кровавый пир с уймой мочилова и попкорна. Мама, я знаю, как ты обожаешь такие фильмы, так что приходи, очень просим. — Тут парнишка нервно рассмеялся и на секунду задумался о том, различат ли родители фальшь в его сообщении. — Короче, утром позвоню. Завтра увидимся.

Вырубив мобильник, Кайл немного на него поглазел, а затем переключил его со звонка на вибрацию. Он намеревался находиться как раз под ними. Если родители услышат, как звонит мобильник, все пойдет прахом.

С кока-колой и крендельками в руках Кайл покинул кухню и тихонько вышел в дверь задней веранды. Как раз когда парнишка спускался по лестнице, до него донесся звук того, как перед домом захлопываются дверцы машины. Сердце Кайла затрепетало, как крылышки колибри, и он как можно тише прокрался в патио. Открывая дверцу кладовки, он услышал, как его родители, приближаясь к входной двери, над чем-то смеются.

«Только-только успел», — подумал Кайл.

И парнишка закрылся в кладовке на всю ночь, слишком поздно припоминая о том, что у него нет ни подушки, ни одеяла, а рано утром будет жуткий колотун.

Несколько минут Кайл сидел на бетонном полу, неспешно дыша. Затем он снова достал свой мобильник и тихонько набрал номер Бена.

Октябрь, выпускной год…

— Ты прекрасно знаешь, что с временным потоком мухлевать не положено. Про это есть во всех фильмах.

Сквозь сетчатый экран Уилл внимательно разглядывал Эшли. Она казалась ему немыслимо юной. Сложно было себе представить, что уже шел их последний год в средней школе. Сейчас в Эшли было что-то драгоценное — что-то, утраченное ею по мере взросления. Разумеется, Уилл подозревал, что-то же самое верно и для него.

— Я не сам это придумал, — отозвался он достаточно громко, чтобы Эшли разобрала его слова поверх музыки, которую она включила, чтобы ее родители случайно не услышали разговора. — Ненавижу магию. Ведь я уже тебе всю историю рассказал.

Эшли внимательно изучила его лицо.

— Ага, Уилл. Рассказал. И я ее поняла.

Уилл сейчас испытывал к ней не иначе как благоговение. Это, должно быть, отразилось у него на лице, поскольку Эшли вдруг засмущалась и потупила взор.

— Почему ты так на меня глазеешь? — спросила она.

Уилл негромко рассмеялся.

— Брось, пожалуйста. Разве ты на меня не глазеешь? Я просто изумляюсь тому, что ты принимаешь все это так… как ты это принимаешь.

Слегка истерическое хихиканье забулькало с ее губ, и Эшли резко прихлопнула рот ладонью. Глаза ее поверх ладони казались самую чуточку безумными, а дышала она так, как будто боялась, что уже забыла, как это делается.

— Эшли, ты что… я не хотел…

Она махнула на него рукой, призывая умолкнуть, поначалу пристально на него глазея, а затем усилием воли отводя взгляд. Удалившись от окна, Эшли принялась расхаживать по комнате в белой майке на лямках и синих тренировочных брюках. Уилл просто не мог оторвать от нее глаз, но ничего похотливого в его интересе не было. Или, если и было, то самая чуточка.

Повернувшись к Уиллу спиной, Эшли первым делом опустила подбородок. Ее конский хвостик тут же скользнул по плечу и повис рядом с лицом. Долгое время спустя Эшли запрокинула голову и глубоко вздохнула. Уилл всерьез о ней забеспокоился. В первый раз увидев его лицо, девочка до смерти испугалась, но не закричала, не позвала на помощь родителей или полицию. Как только Эшли в достаточной мере успокоилась, и сила вернулась в ее колени, она осторожно приблизилась к окну и негромко потребовала, что Уилл все объяснил, чтобы он заставил ее поверить в невозможное. В магию.

Уилл подумал, что девочка по-настоящему стойко восприняла все случившееся.

Теперь Эшли, по-прежнему крепко обхватывая себя руками, снова повернулась к окну. Взглянула на свой CD-плейер, как будто ожидала от него некой странной реакции. Затем опять покачала головой. Тут глаза ее сузились, и она внезапно прошагала через всю комнату. Уилл наблюдал за решительным выражением у нее на лице, пока Эшли отвинчивала сетчатый экран и снимала его с окна. Затем она развернулась и засунула экран под кровать.

Уилл испытывал замешательство. Ему меньше всего хотелось еще больше расстраивать девочку. Неужели она хотела, чтобы он залез внутрь? Однако, прежде чем Уилл успел об этом спросить, Эшли, по-прежнему на босу ногу, опустилась на колени перед окном, собирая тренировочными брюками пыль с попа из твердой древесины. — Не двигайся, — предупредила она Уилла. Мольба, которая в этот момент появилась в ее глазах, чуть не разбила ему сердце. Уилл любил свою подругу Эшли де Сантие, высокопрофессиональную женщину, жену, мать чудесных близнецов. Но только теперь, в этот самый момент, в считанных дюймах от этой прелестной, умной, немыслимо юной старшеклассницы, Уилл понял, как же он тоскует по Эшли Уилер, той соседской девочке.

Правая рука Эшли, словно бы против ее воли, взлетела вверх. Однако затем девочка встряхнулась, сделала над собой усилие и высунула руку в открытое окно. Длинные, изящные пальцы Эшли принялись отслеживать черты лица Уилла, как будто она вдруг ослепла. Уилл вздрогнул от ее прикосновения, и его снова объял поток эмоции. Он уже сообщил Эшли некоторые факты, передал последовательность событий, но при этом говорил только то, что ей совершенно необходимо было знать. Что людям будет причинен вред. Что люди погибнут, если они с Брайаном не сделают чего-нибудь, чтобы это остановить. Однако Уилл ни единым словом не обмолвился о том, что может случиться с ней… или во что превратится ее жизнь, если он не сумеет этого предотвратить.

Эшли пробежала пальцами по щетине у него на подбородке.

— Дай мне взглянуть на твою руку, — сказал она.

Уилл поднял левую руку и положил ее на подоконник.

— Нет. Другую.

Уилл цеплялся за ветви дерева, на которое он сотни раз взбирался ребенком, и все же его бедро болело в том месте, где он прислонялся им к дому, а правая рука под таким неловким углом была наброшена на одну из ветвей, что подмышка ныла. «Мне двадцать восемь лет, — подумал Уилл. — Проклятье, как же я тогда буду чувствовать себя в пятьдесят восемь?» Хотя вряд ли ему в том возрасте пришлось бы взбираться на деревья.

Ему потребовалось немалое усилие, чтобы развернуться и поменять руки. Когда Уилл протянул Эшли правую руку, она тут же обеими ладонями ее ухватила. Ощупав его ладонь, она затем ее перевернула. Указательным пальцем Эшли словно бы стала его щекотать. Уилл нахмурился и внимательно заглянул ей в лицо. Однако Эшли так сосредоточилась на своем занятии, что даже не обратила на него внимания.

Кончик ее пальца помедлил на мясистой паутинке кожи, которая отделяла указательный палец от большого.

— Это действительно ты, — прошептала девочка так тихо, что Уилл едва услышал ее поверх играющей в комнате музыки.

Уилл нахмурился и опустил взгляд, а затем понял, что Эшли там обнаружила. Там у него на коже был крошечный круглый шрам. Этот шрам был таким маленьким и старым, что Уилл почти никогда о нем не вспоминал, и тем не менее он прекрасно помнил, в каких обстоятельствах он его получил. В то время Уиллу стукнуло семь лет, и его родители взяли его с собой навестить дядюшку Гарри. Добрый дядюшка работал в строительной фирме, которая тогда как раз сооружала новую библиотеку. На стройке Уиллу дали поносить каску, которая показалась ему круче всего на свете.

Дядюшка Гарри курил.

Когда они все вместе там стояли, глазея на кран, который поднимал в самую высь стальную балку, дядюшка Гарри опустил руку, между пальцев которой была зажата закуренная сигарета. Горящий кончик сигареты случайно прижался к ладони Уилла, и комочек недогоревшего пепла прилип к коже. Опаляя ее. Оставляя там шрам.