Откинувшись на спинку кресла, Уилл уставился на экран. Голова все еще болела, но теперь боль, казалось, распространилась по всему его телу — тупая, ноющая, уходящая глубоко, в самые кости.

Раздался негромкий звонок, оповестивший Уилла о том, что новая электронная почта закончила загружаться. Тогда он почти машинально щелкнул мышкой, открывая папку входящих. Там оказалось больше дюжины новых сообщений, но Уилл стал вяло и безразлично просматривать имена, теперь уже точно зная, что Майка Лейбо он там не найдет.

Как же так могло получиться?

Девочки в черных платьицах, вереница людей тянется по неровному газону у кладбища «Пайн-Хилл», воротник новой белой рубашки слишком тугой, и ему начинает казаться, будто его душат, как будто он потеряет сознание раньше, чем священник умолкнет и отпустит всех с миром…

Два слова буквально выпрыгнули на Уилла с экрана, обратный адрес одного из новых сообщений в папке входящих. «Недоставленное сообщение».

Дрожа, Уилл подался вперед над столом, вцепляясь пальцами в волосы и прижимая ладони ко лбу. Сильная головная боль перешла теперь на новую степень неистовства — тупая пульсация сменилась осколками льда, что буквально простреливали его череп, пронизывая все тело острой бритвой. Уилл внезапно почувствовал, что его голова не сможет и дальше содержать в себе несовместимые образы, противоположные воспоминания, которые с лязгом сталкивались у него в мозгу. Там уже просто не хватало места.

— Господи Иисусе, — прошептал Уилл. Хотя он часто произносил эти два слова в порядке ругательства, на сей раз это была молитва.

Отпихнув назад свое кресло, Уилл так резко встал, что чуть было его не опрокинул. Одна из стен комнаты была целиком покрыта книжными стеллажами, и Уилл, пошатываясь, скованно туда направился, не видя там никакой цели и чувствуя, что просто блуждает по своему кабинету. Лишь когда он упал на колени и начал стягивать с самой нижней полки громадные тома — атласы и разнообразные альбомы, только тогда в разум Уилла стало просачиваться понимание собственных намерений.

Уилл неловко хватал книги, и они переворачивались, шлепаясь друг на друга и рассыпаясь по полу. Затем Уилл принялся вяло их перебирать, пока не нашел гладкой, сравнительно тонкий том в синем переплете, который он, собственно, и искал. Тот самый, в золотом листке на обложке которого значилось: «Средняя школа Истборо».

Затаив дыхание, Уилл стал пролистывать альбом. Мысленно он по-прежнему видел почерк Майка и ту надпись, которую он сделал на выпускной вечеринке у Эшли. Однако тот образ в голове у Уилла стал теперь смутным, расплывчатым, и он даже не смог в точности припомнить ту фразу, которую Майк написал над своей фотографией.

Ванесса Лалли. Марк Льюнг.

Там не было никакой фотографии Майка Лейбо. И никакой надписи, естественно, тоже.

Словно бы двигаясь сами по себе, пальцы Уилла принялись переворачивать страницы. Пленник собственного нездорового любопытства, насаженный на острый меч ужаса, что мучительно вращался в его животе, Уилл долистал страницы до самого конца альбома. И за несколько страниц до конца какая-то часть его разума (судя по всему, совсем недавно выкованная) уже знала, что он там найдет.

Фотографию. Но не ту, которую Уилл мысленно видел в альбоме, а другую, реальную. Иной, более мирный снимок, пожертвованный родителями Майка.

Вечная память. Майкл Пол Лейбо. Мы никогда тебя не забудем.

— Будь оно все проклято. — Уилл выпустил из рук синий альбом. Его правая рука дрожала, пока он поднимал ее, чтобы прикрыть потрясенно разинутый рот. — Будь оно все проклято, — снова произнес Уилл, а затем повторил то же самое еще несколько раз, точно мантру. Глаза жгло, но лишь когда Уилл ощутил соль у себя на губах, он понял, что плачет.

Рыдает над утратой очень дорогого ему человека.

Горюет о друге, погибшем больше десятилетия тому назад, который так никогда и не стал мужчиной. Никогда не переехал в Финикс. Никогда не обзавелся невестой.

— Что за дьявольщина со мной творится? — прохрипел Уилл, обращая свой вопрос к теням в сумрачном кабинете, едва ли не веря в то, что они откликнутся, что некий голос из эфира прошепчет ему ответ.

Прошло несколько минут, прежде чем Уилл понял, что слегка покачивается взад-вперед, глазея на рассыпанные перед ним на полу книги. В числе прочих там была биография Гудини, чья фотография украшала стену домашнего кабинета Уилла точно так же, как и рабочего. А среди нескольких разбросанных по полу научно-исследовательских трудов имелась книга «История магии», которую Уилл приобрел для учебных целей, еще в университетские годы.

Уилл перестал раскачиваться. Хмурясь, он поднял с пола биографию Гудини и бросил ее на какой-то другой том. Некое предположение мелькнуло у него в голове подобно вспышке, выпущенной в ночное небо лишь затем, чтобы упасть в океан и погаснуть. Гудини развенчал всю эту чепуховину. Как удобно было бы иметь возможность обвинить во всем происшедшем магию. Насколько все было бы проще. Уилл с радостью заключил бы в объятия любое другое объяснение случившегося, нежели то, которое казалось ему так дьявольски очевидно.

«Я деградирую, — подумал он. — Мой разум деградирует».

Ужас, охвативший Уилла при этом зарождающемся понимании, невозможно было сравнить ни с чем, уже им испытанным. Он содрогался всем телом, вставая с пола, а затем ковыляя в туалет, чтобы отлить. Стянув с себя джинсы, Уилл невесть как сумел найти дорогу в спальню.

Долгие часы он просто лежал там в темноте, глазея в потолок. Как Уиллу ни хотелось, чтобы сон объял его и унес прочь от невнятной путаницы мыслей и воспоминаний, этого никак не получалось. Головная боль уже стала уже чем-то вроде тумана, который, казалось, вконец его дезориентировал.

Вечер, проведенный за расписыванием пульки во время рождественских каникул на первом году университета. Майк, который никогда не был особенно хорош в пульке, теперь напрактиковался и легко обыгрывает Уилла, потягивая мятный шнапс «Румпль Минце» прямо из бутылки, тыльной стороной ладони вытирая влажные губы.

Пока глаза закрывались, и Уилл наконец начинал отплывать в сон, его разум подвергся настоящей атаке целого ряда калейдоскопично вспыхивающих образов. Майк вручает ему туристский буклет про Аризону, убеждая Уилла прибыть с визитом. Они вместе проводят уикенд у Кейп-Кода летом между первым и вторым курсами университета. Вовсю подпевают группам на сборном концерте во Флит-Центре в Бостоне.

Однако все эти образы уже начинали стираться, края их обугливались и загибались, точно у горящих в голове у Уилла фотографий. Они были попросту ошибочными. Невозможными. Такого никогда произойти не могло.

Нет, уже не могло. Только не теперь, когда Уилл так ясно помнил то утреннее объявление директора Чедберна об автокатастрофе, в которой погиб Майк Лейбо, причем его убийца скрылся с места происшествия. Только не теперь, когда каждый миг страдания Уилла в последующие дни был буквально выгравирован в его памяти. И поразительно тихие поминки, на которых никто еще не восстановился от шока в той мере, чтобы хоть что-то сказать. Похороны, рыдающие девочки, упавшие розы и белый воротничок, который так жал ему шею.

Майк Лейбо был мертв.

И все эти годы спустя горе Уилла по-прежнему было открытой раной.

Алюминий. Ржавчина.

Во рту металлический привкус, как будто он жевал алюминиевую фольгу. Эшли, бледная и потрясенная, плачет, сползая по шкафчику и с размаху садясь на кафельный пол. Его пристальный взгляд мечется по коридору. Сейчас перемена, и толпа должна вовсю сновать туда-сюда. Должна. Но вместо этого все ребята оцепенели, просто стоят и таращатся в потолок. Глаза дружно ищут динамики, из которых только что донеслись суровые и бескомпромиссные слова.

Очень скоро начнутся шепотки. Сердца опять станут биться. Ребята, которые не знали Майка Лейбо или которые знали его только мимоходом, будут всего лишь малость напуганы. Смущены мыслью о том, что парень их возраста — любой парень их возраста — может умереть. Это не вечерние новости по телеку и не какая-нибудь история, раскрученная обществом «Ученики против вождения в пьяном виде». Это про парня, мимо которого они проходили в школьных коридорах, с которым, может статься, вместе ездили в автобусе.