— Я, помнится, говорила вамъ о своемъ девизѣ, графъ де Монтестрюкъ: per fas et nefas. Вы знаете, что это значитъ?

— Настолько понимаю, чтобы перевести эти четыре латинскихъ слова такимъ образомъ: во что бы то ни стало!

— Такъ берегитесь же бури!

И не опуская глазъ, она ушла съ террассы.

— Ну! что ты на это скажешь? прошепталъ Лудеакъ на ухо Цезарю.

— Скажу, что пора все это кончить! Сегодня же я поговорю съ кузиной и, если не получу формальнаго обѣщанія, то пріймусь дѣйствовать… и эта буря, о которой она говорила, разразится очень скоро.

— Не стану отговаривать тебя на этотъ разъ… Почва горитъ подъ нами, но завтра или сегодня же ночью, прежде чѣмъ ты на что-нибудь рѣшиться, прійди ко мнѣ поговорить… Упущенный случай можно отъискать снова.

Черезъ часъ графъ де Шиври, бродившій взадъ и впередъ по заламъ, мучимый гнѣвомъ, но все еще не желая пока ссориться съ Монтестрюкомъ, встрѣтилъ Орфизу въ одной галлереѣ.

— Я искалъ васъ, сказалъ онъ, подходя къ ней.

— А я васъ ожидала, возразила она, останавливаясь.

— Значитъ, и вамъ тоже кажется, что намъ нужно переговорить?

— Скажите лучше, мнѣ показалось, что я должна потребовать у васъ объясненія.

— Не по поводу-ли тѣхъ словъ, которыя я услышалъ?

— Нѣтъ, отвѣчала гордо Орфиза, а по поводу тѣхъ взглядовъ, которые ихъ вызвали.

Графъ де Шиври давно зналъ Орфизу де Монлюсонъ и давно убѣдился, что ее ничѣмъ нельзя заставить уступить. Хоть она была и молода, но изъ такихъ, что не измѣняются отъ дѣтства до старости. Онъ пожалѣлъ, что навелъ разговоръ на такой опасный путь, но избѣжать столкновенія уже не было возможности. Пока онъ искалъ какого-нибудь ловкаго средства къ отступленію, герцогиня приступила прямо къ дѣлу.

— Если мы и несогласны съ вами на счетъ поводовъ, прекрасный кузенъ, то согласны по крайней мѣрѣ на счетъ необходимости этого разговора. И такъ, мы поставимъ, если угодно, вопросы какъ можно яснѣй и вы не будете имѣть основаній, клянусь вамъ, пожаловаться на недостатокъ откровенности съ моей стороны. Когда разговоръ нашъ кончится, наши отношенія другъ къ другу, надѣюсь, будутъ опредѣлены ясно и точно.

— Я желаю этого, кузина, столько же какъ и вы.

— Вы знаете, что я не признаю ни за кѣмъ права вмѣшиваться въ мои дѣла. Къ сожалѣнію, у меня нѣтъ ни отца, ни матери; по этому, мнѣ кажется, я купила довольно дорогой цѣной право быть свободной и ни отъ кого не зависѣть.

— Не забывайте о королѣ.

— Королю, графъ, надо управлять королевствомъ и у него нѣтъ времени заниматься подобнымъ вздоромъ. Между тѣмъ, до меня дошло, что при дворѣ есть люди, которые ставятъ рядомъ наши имена, мое и ваше, но, вы должны сознаться, насъ ничто не связываетъ, ни обѣщанія, ни какія бы то ни было обязательства: слѣдовательно — полнѣйшая независимость и свобода съ обѣихъ сторонъ.

— Позвольте мнѣ прибавить къ этому сухому изложенію, что съ моей стороны есть чувство, которому вы когда-то отдавали, казалось, справедливость.

— Я такъ мало сомнѣвалась въ искренности этого чувства, что предоставила вамъ дать мнѣ доказательства его прочности.

— А! да, когда вы отложили вашъ выборъ на три года!… когда вы представили мнѣ борьбу на одинаковыхъ условіяхъ съ человѣкомъ незнакомымъ! съ перваго же разу — полное равенство!… Странный способъ наказывать одного за вспышку и награждать другаго за преданность!

— Если это равенство такъ оскорбительно для васъ, то зачѣмъ же вы приняли борьбу? Ничто васъ не стѣсняетъ, вы свободны…

Еще одно слово — и разрывъ былъ бы окончательный, Орфиза, быть можетъ, этого и ожидала. Цезарь все понялъ и, сдерживая свой гнѣвъ, вскричалъ:

— Свободенъ, говорите, вы? Я былъ бы свободенъ, еслибъ не любилъ васъ.

— Тогда почему же васъ такъ возмущаетъ мое рѣшеніе? Какъ! васъ пугаютъ три года, впродолженіи которыхъ вы можете видѣться со мной сколько вамъ угодно! Этимъ вы доказываете, какъ мало сами уважаете свои достоинства!

— Нѣтъ, но бываютъ иногда такія слова, которыя даютъ право предположить, что обѣщанное безпристрастіе забыто.

— Вы говорите мнѣ это по поводу сдѣланнаго мною намека на мой девизъ, не такъ ли? Я только что хотѣла сказать объ этомъ. Кончимъ же этотъ эпизодъ съ одного разу. Послѣднее слово мое было обращено къ вамъ, сознаюсь въ этомъ. Но развѣ я не была права, предостерегая графа де-Монтестрюка отъ бурь, близость которыхъ мнѣ была ясна изъ всего вашего поведенія, несмотря на ваши увѣренія въ дружбѣ къ нему и въ рыцарской покорности мнѣ, и не должна ли я была предупредить его, что заявляя намѣреніе подняться до меня, онъ долженъ быть готовъ на борьбу, во что бы-то ни стало? Признайтесь же въ свою очередь, что я не очень ошибалась.

— Разумѣется, графъ де-Монтестрюкъ всегда встрѣтитъ меня между собой и вами!

— На это вы имѣете полное право, также точно какъ я имѣю право не отступать отъ своего рѣшенія. Я хотѣла убѣдиться, можетъ ли мужчина любить прочно, постоянно? Еще съ дѣтства я рѣшила, что отдамъ сердце и руку тому, кто съумѣетъ ихъ заслужить… Попробуйте. Если вы мнѣ понравитесь, я скажу: да; если нѣтъ. скажу: нѣтъ.

— И этотъ самый отвѣтъ вы дадите и ему, точно также какъ мнѣ?

— Я дамъ его всякому.

— Всякому! вскричалъ графъ де-Шиври, совершенно уже овладѣвъ собой. Могу ли я понять это такимъ образомъ, что вы предоставляете намъ двумъ, графу де-Шаржполю и мнѣ, только право считаться солдатами въ малолюдной фалангѣ, нумерами въ лоттереѣ?

— Зачѣмъ же я стану стѣснять свою свободу, когда я не стѣсняю вашего выбора?

Цезарь вышелъ изъ затрудненія, разразившись смѣхомъ.

— Значитъ, сегодня — совершенно то же, что и прежде! Только однимъ гасконцемъ больше! Но если такъ, прекрасная кузина, то къ чему же это рѣшенье, объявленное вами въ одинъ осенній день, за игрой въ кольцо?

— Можетъ быть — шутка, а можетъ быть — и дѣло серьезное. Я вѣдь женщина. Отгадайте сами!

Орфиза прекратила разговоръ, исходомъ котораго Цезарь былъ мало доволенъ. Онъ пошелъ ворча отъискивать Лудеака, который еще не уходилъ изъ отеля Монлюсонъ и игралъ въ карты.

— Если тебѣ везетъ въ картахъ сегодня такъ же, какъ мнѣ у кузины, то намъ обоимъ нечѣмъ будетъ похвалиться! Прекрасная Орфиза разбранила меня и доказала, какъ дважды два — четыре, что во всемъ виноватъ я одинъ… Я не много понялъ изъ ея словъ, составленныхъ изъ-сарказмовъ и недомолвокъ… Но я чертовски боюсь, не дала ли она слово этому проклятому Монтестрюку!

— Я догадался по твоему лицу… Значитъ, ты думаешь?..

— Что его надо устранить.

— Когда такъ, пойдемъ ужинать. Я ужь говорилъ тебѣ, что мнѣ попался подъ руку такой молодецъ, что лучшаго желать нельзя…

— Не тотъ ли это самый, что долженъ былъ, сегодня ночью, дать мнѣ случай разъиграть передъ Орфизой роль Юпитера передъ Европой?

— Тотъ самый.

— Гм! твой молодецъ что-то слишкомъ скоро ушелъ для такого рѣшительнаго человѣка!

— Я хорошо его знаю. Онъ и ушелъ-то только для того, чтобы послѣ лучше броситься на добычу.

— А какъ его зовутъ?

— Капитанъ д'ДАрпальеръ… Балдуинъ д'Арпальеръ… Ты объ немъ что нибудь слышалъ?

— Кажется, слышалъ смутно, да еще по такимъ мѣстамъ, куда можно ходить только въ сумерки и въ темномъ плащѣ подъ цвѣтъ стѣны… когда приходитъ въ голову фантазія пошумѣть.

— Именно… Не спрашивай, какъ я съ нимъ познакомился… Это было однажды вечеромъ, когда винные пары представляли мнѣ все въ розовомъ цвѣтѣ… Онъ воспользовался случаемъ, чтобъ занять у меня денегъ, которыхъ послѣ и не отдалъ, да я и требовать назадъ не стану по той простой причинѣ, что всегда не мѣшаетъ имѣть другомъ человѣка, способнаго на все!

— И ты говоришь, что онъ — капитанъ?

— Это онъ клялся мнѣ, что такъ; но мнѣ сдается, что его рота гребетъ веслами на галерахъ его величества короля… Онъ увѣряетъ, что требуетъ отъ министра возвращенія денегъ, издержанныхъ имъ на службѣ его величества. А пока въ ожиданіи, онъ шлифуетъ мостовую, таскается по разнымъ притонамъ и живетъ всякими продѣлками. Я увѣренъ, что его можно всегда купить за пятьдесятъ пистолей.