Босиком по мокрым листьям

Полудуркой осень шла.

В поле позднем,

В поле чистом

Ветер за руку вела.

По родным немым дорогам

Я невесело хожу:

Кроме Маши

Симпатичных много,

Только ими я не дорожу.

Тихий сон питает тело силой,

Эти силы мучают меня:

В первый раз душа моя любила,

Даже мать мне стала не родня…

Что же, Маша, долго медлишь?

Ведь нечаянно тебя люблю.

Если чувством мне ответишь,

Душу я твою не оскорблю…

Не мудра по книге Маша,

Не держала писчего пера —

Человек не этим важен,

Если он роднее, чем сестра.

Есть такие люди в мире —

Ошибаются вести по пальцам счет.

Но зато — в них сложенные крылья,

Разум их нечаянно течет.

— Слушай, Ваня, ты такой хороший

И не думай плохо про меня!

Ты пойми слова мои как можешь:

И любовь и правда ведь одна.

Эта осень, милый, на исходе,

Будет скоро зимняя пора.

Ты не станешь по своей охоте

Вековать с девицей вечера.

Я не очень личностью пригожа

(Ты напрасно это говоришь),

Не лицо — другое мне дороже,

Что без слова ты в себе хранишь.

Я люблю не прелесть человека,

А его сердечное добро:

Полюблю и горбуна-калеку —

Жить ведь с мужем, не с горбом.

Я не очень умная, Ванюша,

Место мысли сердцем занято,

Я конечно жизнь отдам за мужа

Человек я верный и простой…

Но в любви я буду лютый ветер,

Ревностью замучаю лихой —

Не умею скучно жить на свете,

Кровь во мне, а не песок сухой.

Но мы рано молодости влагу

Друг у друга пьем из уст,

Оттого сердечною отвагой

Человек так рано пуст…

Не люби меня напрасно, Ваня,

Ты потерян будешь для людей,

Уж тебя работа не потянет —

Трудно, Ваня, бабою владеть.

Я люблю сама тебя нечайно

И любви в себе не поборю,

Но со мной душа твоя устанет —

Я вперед про это говорю.

Ну, пускай с тобою мы поладим! —

Загрызут нас люди и нужда.

Нам с тобою и немного надо,

Но и это не дается никогда.

Знаешь, Ваня, бабы с мужиками

Как живут до гробовой доски?

Начали любовью — бьются кулаками:

Не минует баба мужниной руки.

Может быть, наверно очень скоро,

Ласковее люди будут на земле —

Вот тогда навеки и без спора

Мужиком и бабой станем на селе.

Прощай, сиротство, нищие поля

И ты в гробу, любимая сестра!

Передо мною — круглая земля,

Над головой — чудесная пора!

Прощай, село, отца родимый двор,

Влекущий гул заброшенных дорог!

Мне так легко, как будто с гор

Бегу на паре сильных ног.

Стоит земля, а я по ней спешу.

Я вижу — ветер треплет рожь,

Ища в ее волосьях вошь,—

И глаз с природы не свожу.

Но вот уж холодно и — вечер.

Вон трубы, город и сияющий огонь.

Отстал уставший спутник-ветер,

В моем цветущем сердце сон.

Я спал в саду, как безработный,

И надо мной плыла толпа.

Я слышал жалобы и трудные заботы,

И сон ко мне страшнее прилипал.

Я встал с зарей — мне стало любопытно,

Я знал давно, что велика земля,

Но от меня была вся прелесть скрыта —

Я видел лишь безлюдные поля.

Я был бродягой, пахарем, солдатом,

Искал все годы праведной земли.

То с диким горем, то с отрадой

Шел по путям, куда они вели.

Но жизнь для нас хорошая подруга,

И первый друг — сокровище мое.

Большая нам оказана услуга —

Дана нам жизнь — и мы ее возьмем!

Томится сила недр земного шара,

И злобный зной в душе от тесноты домов.

Ждет мир последнего, смертельного удара

И взрыва недр — без вскрика и без слов.

Пусть ливень разорвет кору и крышу над постелью

И водопады ночью песни запоют,

Пусть корабли людей подымутся над мелью

И в темный вечер в океаны уплывут.

Любовью, ужасом и жалостью к потомку

Прикован к дому и к работе человек.

О, тленье тел, пищеварение негромкое,

Быстрей тебя машинный перегретый бег.

Среди обыкновенных дней трава расти устанет,

Все познано, едою зубы стерты,

И сердце жизнь вконец отбарабанит,

И звезды недостигнутые — мертвы.

Греми, тоска! Из камня сделаны дома!

Еще сладка еда и горячо дыхание жены.

Над крышами до звезд стоит пустая тьма,

И каждой ночью снятся беспамятные сны.

Я тело износил на горестных дорогах.

Нет мудрости свирепой и друга с парой рук,

Мозгов мужских и женщин полновесных много:

Дороже всех материков —

Дверь тихо отворивший друг!