– Встань!

Лола, закрыв руками разбитое лицо, сжалась в комок и испуганно отползла в угол кровати:

– Андрей, что с тобой?

Глядя ей в глаза, я присел на край постели:

– Ну, и что ты наделала?

– Что я наделала?

Протянул руку:

– Не бойся, больше не ударю.

Лола ещё глубже втиснулась в угол.

– Да встань ты!

Я сдёрнул её с кровати, но девушка, не поднимаясь на ноги, бессильно упала на пол. Подтащил Лолиту к окну и поставил перед лицом пустой стакан:

– Вот, что ты наделала, – затем вытер слёзы со щёк девушки, встал, ушёл на кухню и назад вернулся с ножом. Представляю, о чём подумала Лолита, увидев меня с этим ножом…

Я вытянул вперёд левую руку, сделал надрез и, когда выступила кровь, отшвырнул нож в сторону.

– Слижи. Да не дрожи ты так. Сказал ведь, больше не трону. Слижи кровь и, если хочешь, можешь уйти домой. Ну!

Совершенно сбитая с толку, перепуганная Лола послушно припала губами к моей ранке. Её слёзы смешивались с горячей, наполненной жизнью жидкостью, и получался удивительный, адский коктейль, равного которому по энергетической составляющей никогда не найти среди земных напитков.

Апрель опять обманул природу. Цепь разомкнулась. Баланс.

– Теперь иди умойся и собирайся.

Девушка убежала в ванную комнату и щёлкнула замком. Раздался звук падающей воды. Звук, бьющий по ушам. Ненавистный звук. И комариный писк, точно труба в расстроенном, несыгранном оркестре. Труба зовущая, труба вопрошающая. Кто ты, одинокий трубач? Что означает этот набор странных звуков? Небеленый потолок и отпечатки комариных трупиков, как звёзды на грязном небе. Разве я их убил?

Лолита одевается, не разбираясь и путаясь в вещах. Лолита торопится. Девочка напилась крови. Какая может быть диета? Играй, трубач, не обращай внимания на ноты. Ноты врут. Гляди в них, а дуй своё. Ду-ду-ду… Один комар, два комара – финиш. Лолита ушла.

Хлопнула дверь. Я остался один. Взял стакан и выбросил в мусорное ведро. Затем заварил крепкий кофе. Странно, но ранка после Лолиты удивительно быстро затянулась и уже больше не кровоточила. Я выпил кофе и закрылся в душе. Подставив голову под струю воды, стоял и совершенно ни о чём не думал. Настоящий экстаз – стоять под прохладной водой и ни о чём не думать. Ни о Лолитах, ни об Александре, ни о ком. Жаль, что экстаз тоже приедается. Увы.

Выйдя спустя некоторое время на улицу, я долго бесцельно бродил по пьющему весеннее тепло микрорайону. Бродил, не зная чем заняться, и не желая ничем заниматься. Бродил, молча вглядываясь в лица суетливых прохожих и разглядывая нелепые витрины. Зашёл, без надобности, в музыкальный магазин «Петро-шоп», расположенный по соседству с моим временным логовом. Подошёл к остановке и вместе с толпой пассажиров оказался проглоченным итак под завязку набитой пастью троллейбуса. Спустился в метро и очутился на станции Таганская. По кольцевой линии доехал до Киевской и вышел на привокзальную площадь, где на удивление опрятно одетые цыганки пытались всучить товар, не особо объясняя, что он из себя представляет. Наконец, подошёл к телефону и набрал знакомый номер, а через полчаса был у Марины дома.

Лолита – Марина. Похоть – переходящая в нежность, и любовь – обретающая двуполость. В принципе, разве есть существенная разница?

– Здравствуйте, дядя Андрей, – Ирочка глядела мимо меня бесчувственными глазами.

– Не называй меня больше дядей. Зови просто – Андрей. Хорошо?

– Как Сашу?

Вздохнул и присел рядом с ней на диван:

– Как Сашу.

– А ты ещё долго будешь в Москве?

– Наверное, долго.

Мама находилась рядом и с улыбкой слушала наш диалог.

– А куда ты поедешь потом?

– Потом? – я ощутил на своей руке тёплую ладонь Марины. – Потом я уеду куда-нибудь далеко-далеко.

– В тридевятое царство?

– Пожалуй, ещё дальше.

– Дальше не бывает, – ребёнок засмеялся. – Дальше только край света.

– Вот туда я и уеду.

– Как же ты будешь жить, если там самый край света?

– Я буду искать свою сказку.

– Сказки не бывают своими, сказки все общие. Если бы у всех были сказки, то их бы было слишком много.

– А их и так много. У каждого своя сказка. У тебя, у меня, у мамы и у всех других людей.

– И ты расскажешь мне свою сказку?

Я помолчал, некоторое время не отвечая на заданный вопрос. Рука Марины всё сильнее сжимала моё запястье. Рука была горячая и влажная. Рука выдавала эмоции, являясь барометром настроения.

– Расскажу, Ира. Обязательно расскажу, но только не сейчас.

– А когда?

– Когда ты очень, очень захочешь её услышать.

Марина встала и взяла дочку за оба мизинца.

– Пойдём к бабушке. Бабушка сегодня в гости звала.

Иринка слезла с дивана и серьёзным, взрослым голосом произнесла:

– Андрей, когда я вернусь, то очень, очень захочу услышать твою сказку.

– Хорошо. Обещаю, что она будет интересной.

Они вышли из квартиры, а я снял телефонную трубку и набрал номер с визитки, которую мне вчера сунул по-пьяни Федяев.

Трубку сняла секретарь:

– Господина Федяева, если можно.

– Кто его спрашивает?

Назвался. Через несколько секунд услышал:

– Да?

– Господин Федяев?

– Ну, говорите, говорите.

Ещё раз назвался:

– Вы вчера, в ресторане свою визитку оставили. Просили позвонить.

Он долго пытался вспомнить, наконец, произнёс:

– А, ну да, помню, конечно. Хотел что-нибудь?

– Мы же встретиться собирались, вопрос один обсудить.

– Да? – пауза… – Сегодня я не могу. Давай завтра, с утра, в моём офисе. Хорошо?

– Хорошо.

– Адрес на визитке записан. Ну, до встречи, – и Фёдор Степанович положил трубку.

Отошёл от телефона и услышал, как вновь скрипнула входная дверь. Вернулась Марина.

– Отвела ребёнка?

– Отвела, – женщина вплотную приблизилась ко мне.

– А зачем? – мои руки обняли её талию.

– Понятия не имею.

– Зато я знаю, – и, прижав к себе, впился в зовущие желанием губы.

Крик вырвался на свободу. Глаза налились помешательством. Два тела, бессильные доползти до спальни, упали на диван и забились в конвульсиях. Звериное чувство стонущей плетью стегало рвущиеся на части куски плоти, доставляя обоим грязное наслаждение. Вторая половина утреннего триллера. Дополнение. Променад в аду, но какое наслаждение! Ух…

Я, тяжело дыша, откинулся на спину и некоторое время лежал, не двигаясь. Женщина так же отдыхала, закрыв глаза и не шевелясь.

– Марина, – почти шёпотом позвал я, – Марина…

– Что? – она не открывала глаза.

– Скажи, ты меня тоже, в данный момент, любишь?

– Пожалуй, да.

У меня непроизвольно вырвался клокочущий, идиотский смех:

– Да ничего, ничего, это я так, о своём, – успокоил я женщину, когда она приподнялась и удивлённо заглянула в глаза, – о своём, сугубо личном.

– А о чём, если не секрет?

– Да какие секреты у вора от батюшки, – выпалил экспромтом придуманную поговорку. – Всё о ней, о любви, значит. Мне сегодня повезло, меня сегодня два раза, в данный момент, любили.

– Ты о чём?

– Говорю же – о своём.

Марина накинула халат и убежала в душ, а я принялся собирать разбросанную по всей комнате одежду.

Извечная игра природы. Вначале с нетерпением ждёшь: «Когда? Когда?». Когда же всё произошло, почесывая затылок, думаешь: «А на кой хрен мне это было нужно?»

– Чаю попьёшь? – Марина вышла из душа.

– Наливай.

– А есть хочешь?

– Как всегда.

Женщина присела ко мне на колени:

– А ещё что-нибудь хочешь?

– Хочу.

– Что?

– Сказку твоей дочери рассказать.

– Хорошо. Сейчас поедим, и я её приведу.

Она расставила на столике блюда и чашки. Я в первый раз за этот день позавтракал. Или пообедал. Настроение поднялось. Расслабленный и убаюканный сытостью, откинулся на спинку кресла.

– Спасибо, Марина.

– Тебе спасибо.

– За что?

– Как это, за что? Скажем, за внимание, – она налила мне и себе ещё по чашке чая. – Кстати, Саша не приехал?