РАСПУТЬЕ Мы – окрай неизвестных дорог. А. Блок. «Загадка стоит, неотступно маня…» Загадка стоит, неотступно маня, Глубиной недоступной чаруя; Увлечет ли к себе Мировое меня, Или пропасть мою изберу я? Покажу ли я людям свой собственный шаг, Перейму ли чужую походку. Иль — без области царь и без магии маг — Я пройду одиноко и кротко? Но в молитве одной я, мне кажется,— весь До последнего в темень провала: «Боже, дай, чтобы там, раз мой выход не здесь, «Эта чаша меня миновала». «Помню я муку утонченную…» Помню я муку утонченную. Помню я слезы притворные; Вижу тебя я законченную, Ризы твои вижу черные. Ты поднесла запрокинутая, Блюдо зловеще горящее, Сердце лежало там вынутое, Сердце мое, настоящее. Черная, с грезами сбывшимися С белыми грезами слитая. Хлопьями снега кружившимися В воздухе темном укрытая. «Трех белых ангелов когда-то зрела ты…» Трех белых ангелов когда-то зрела ты, Они летели в ряд в безмолвии глубоком, Среда бескрасочной, бездонной высоты… Мне было суждено неотвратимым роком С тобою встретиться, когда в краю глухом Я жаждой изнемог, рожденный быть пророком. Под кровлею одной многоэтажный дом Обоих нас сокрыл в одно и то же время, И долго оба мы не ведали о том. Я долго нес свое завещанное бремя, — Подавленный, душой по Вышнему томясь, — И тлело в соках жил Им брошенное семя. Хотя и раньше мне диковинная связь Моей судьбы с мечтой была уже известна: Тогда, когда Она — вся в розовом — зажглась, К обличью близкая Невесты Неневестной; Тогда, когда забил во мне внемирный ключ Открытий радостных струею перекрестной; Когда и мой язык стал необычно жгуч, Искрясь роскошеством, что прежде в недрах прятал.— Но время двигалось, и, капая, сургуч Благоуханные страницы припечатал. Тогда мы встретились и в яви, и в мечте, Которою давно Создавший нас посватал. Ты показала мне в нетленной чистоте, В безмерной высоте святого поднебесья, Те откровения, слова о Тайне те, — Которыми дрожал, дышал, молился весь я. «Когда твоя,простая как черта…» Когда твоя, простая как черта, Святая мысль мой разум завоюет, Тогда моя отсветная мечта, Познав себя — белея заликует. Тогда моя ночная пустота Лишится чар и в Свете растворится; Единая познается царица, И будет Ночь, как Первая, свята. «Тебя пугает мысль, моя брат, что ты один…» Тебя пугает мысль, моя брат, что ты один, Что красный мак возрос во тьме глухих лощин, И вне тебя одна богиня — Сладострастье. Я веровал как ты. Потом — какое счастье Нашел во мраке я, творец и властелин. Я плавал, как и ты, в бессильное ненастье И к дьяволу взывал из сумрака пучин, Но я околдовал его иною властью. Ты, не найдя в себе истока мощных сил И пронизавши муть усталым, тусклым взором, Себя навек замкнул и холод ощутил. Я отомкнул себя и все обрел в себе. Я взглядом пробежал по выжженным узорам И приложил весь мир молитвенно к губе. НА МОТИВЫ ИВ. КОНЕВСКОГО Темной страсти отшедших, отдавшись, Самородной, исконной науке, И за личность свою исстрадавшись, Заломил я в отчаяньи руки. Не хочу я глубин своеволья,— Мне лишь Воли мила безграничность; Пусть глубинно, — но смрадно подполье: В нем задохнется сильная личность. Расточая несметные силы На боренье праотчего зуда, Обретешь ты их вновь у могилы, Там где узришь воочию чудо. Собери ж своей Воли зачатки Для достойного плоти боренья, — Будут вновь непорочны, и сладки, И безмерны тебе откровенья. ТРИЖДЫ-ЕДИНОЕ Робкое, нежное, светлое, смотрит раскрытыми глазками, Новью рожденное, тайной спаленное, женское. В нем отражается, в нем зарождается, с песнями, с ласками Все необычное, все гармоничное, все безгранично вселенское. Ропотно-дерзкое, властное, сдвинуло брови сурово, Давностью взрощено, былью упрощено, в гнете покоя Тягостно спящее, злобно шипящее: «Рвутся покровы, — «Я — неизменное, старше вселенной я», — это — надменно мужское. Здесь, на прямом и едином пути, В вечность вонзившем свои острия, Верим: дано, суждено нам найти Цельное, личное, трижды-единое «я». |
