ТРЕТИЙ СБОРНИК ЛИРИКИ. 1922 (Берлин, изд-во З. Гржебина, 1922) ОТ АВТОРА Этот маленький сборник стихов, относящийся к 1920 году распадается на две части, из которых первая, «Зубцовский Цикл», по времени написания, непосредственно предшествовала стихам, составляющим цикл лирики автора, названный им «Кариатида». Отделы: «Бесконечная поэма» и «Finale» входят в этот цикл. Вторая книга автора, «Львиная Пасть», обнимает десятилетний период его жизни с 1908 по 1917 год, которому предшествовал период «Ограды», написанной в 1903—07 гг. В годы 1918 и 1919 ни одного лирического стихотворения у автора не было. Все стихотворения из «Кариатиды» (и «Зубцовского Цикла») переведены на немецкий язык В. В. Гельмерсеном (летом 1921 года). Одно из стихотворений (Finale I), включенное в эту книгу, с изменениями напечатано в журнале «Дом Искусств» № 2. Два других («Бесконечная поэма» и «На Альманахе») – в сборнике «Кольца Поэтов». Стихи же – «Зверек» и «Кариатида» – в альманахе (третьем) «Цеха Поэтов». ЗУБЦОВСКИЙ ЦИКЛ «…Спросила ты: «А как в двадцатом…» …Спросила ты: «А как в двадцатом, Способны ль сердце, мозг и плоть Взаимный холод побороть И слиться в зареве богатом»? – – Тогда, в четырнадцатом, я Был нем, бескрыл и бездыханен; Из бархатной, узорной ткани Не рвалась в высь душа моя. В руках имея два конца Непорывающейся цепи, – Я хоронил их в тесном склепе, С нетвердой ощупью слепца. Теперь – не то! Мой каждый атом Спешит вовне себя отдать; И если зарево видать, – То это именно в двадцатом! Июль 1920 НЕЧТО АСТРАЛЬНОЕ Мы с тобою взрастили зверька, Он мохнат, со щетинкой, и черен; И в своем бытии он упорен, Не от каждого рухнет толчка. Хоть конечности слабы его, Изнутри ни пушинки на лапах, И, пожалуй, что мускусный запах, В нем реальней другого всего. Он исчезнет, — но только когда, Излечусь я от злого томленья По тебе, моего вдохновенья Не по воле святая, звезда. Июль 1920 «Вместе прожитого утра…» Вместе прожитого утра Восхищенная небрежность – Не повторишься ты больше В этом месте никогда; В коридоре встреча мельком, В спальню запертые двери, – Отголосок глупой ссоры, Накануне изжитой; Одинокое купанье – В исключенье, без костюма, – И по странам европейским Вновь занявшаяся грусть; И возможность слушать голос Из-за стенки деревянной, И рождать из каждой ноты Неожиданность стихов. Июль 1920 АМЕРИКАНКЕ Милая Джо, Вот что: Луиза Олкотт. Вот бы вам прерии, лассо, мустанга, Небо над сьеррой вдали голубое, В сумочку сыр, да лепешку из манго, — И превратилась бы, Джо, Вы в ковбоя. С Вами в «и я» поиграть мы могли бы, Как шаловливые сверстники-дети; Все бы я выразил мыслей изгибы В этом простом, неизменном ответе. Всюду — «и я», как бы, Джо, Вы не бились; Склеены мы, как явленье с причиной; —Вплоть до признанья, в кого б вы влюбились, Если бы, Джо, родились Вы мужчиной. ИНСТИТУТУ ЖИВОГО СЛОВА В углу шуршали мыши; Весь дом застыл во сне; Шелдождь. И капли с крыши Стекали по стене. «Дождь». К. Бальмонт. Всегда возможен поворот Фортуны к несчастливцам даже! Я обращаюсь к Рае-Саже: Благословенен твой приход». У побежденного вождя Прибита вся живая сила,— И вдруг меня ты оросила Небесной музыкой дождя. Шуршала мышь. В стене жучок — Точильщик медленно тиктакал; – Без войска вождь беззвучно плакал, Он сам как дождь слезой истек. Тут, о Пенкевич, вспомнил я, О Евдокимовой, Герзони, — И в тяжком и протяжном стоне Вся изошла душа моя. Шурыгин, Тотеш, Гиллельсон, И Алексеева с Пясецкой,— Ужели все вы — только детский, Лишь несбывающийся сон? И ты, достойная Орлова; И ты, чей в рыжих волосах Огромный бант — внушает страх Завистникам «Живого Слова»,— Ты, Рада Гейнике.— И ты, Михайлова, в игре певучей Ее соперница; могучий Служитель чистой красоты; — Исчезли все вы как мираж, Как дразнящие сновиденья; Моих руин — со дней паденья Усадьбы Эшеров — я страж. Исчезли вы, как тень, как дым; Как блеск утерянного рая; И вас не пеплом Сажа-Рая, Но ливнем кроет золотым О, если б я не презирал С младых ногтей понятья «кража», – То уверяю, Рая-Сажа, Я вас бы первую украл! Июль 1920. |
