ПОЭМЫ ПОЭМА ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ Глава 1-я Еще был четок шаг времен В те дни под барабан столетий, Еще прозрачный легкий сон Был тих и кроток на рассвете. Еще играли по утрам Горнисты медленные зори, А ветер у оконных рам Дышал прохладою со взморья. И жизни краткая стезя Вела такою кроткой далью, Что и теперь забыть нельзя И освященную печалью, И вознесенную мечтой, — Ничто не сравниваю с той Прекрасной легкостью житейской, Где было б счастием — дышать… Ах, что теперь могу искать Здесь, в этой жизни европейской!.. И помню — столько долгих лет Сияли в небе крылья птицы, Еще хранившие от бед Тебя, гвардейская столица!.. …В двенадцать — пушка. И развод У Александровской Колонны. И Медный Всадник, опаленный Морозным ветром невских вод. А над торцами площадей На шумных крыльях древней славы Сквозь синь и звон горячих дней Летел, летел орел двуглавый… …Не Петербург, а — Петроград. Так тверже, холодней и строже. Простой Москвы надменный брат, Такой иной и непохожий. На гнили северных болот Дворцов тяжелые громады, На поле Марсовом парады, И синий зимний звонкий лед. Сады, гранит, и кивера, И дым ночей над дальней Стрелкой, Пока в налете серебра Октябрь не дрогнул перестрелкой. Пока невероятный год Не перервал тот век орленый, В огне костров испепеленный, Такой неповторимый взлет Надменной византийской птицы. И на пороге скучных эр Железным шагом гренадер Еще гремели дни столицы, Уже сочтенные… И вот Февраль заводит хоровод. Глава 2-я Теперь в Европе, в полусне Мансарды, спрятанной под крышей, Что память бледная напишет О той семнадцатой весне?.. Как вспомнить митинги и банты, И пыл речей, и крик свобод, Когда, вернувшись, эмигранты Великий превозносят год! И с поездов, под сень вокзала — Гром бесконечных марсельез Летит войскам наперерез Из окон праздничного зала… А на проспектах гимназисты Сбивают медных птиц с аптек И видят, как над далью мглистой Цветет зарею новый век. И новой радостью тревожен Короткий, звонкий сердца стук. И шашкой, вырванной из ножен, Не разрубить сплетенных рук… И к вечеру всё тише, тише, Всё реже верный пулемет Напрасно с черной, мокрой крыши Густой, весенний воздух рвет… Ах, помню, помню ветер алый Над степью русскою. И вот, Уже клянутся генералы На красном знамени свобод!.. …Теперь они, грустя в Париже, Тщеславясь верностью царю, Какою ненавистью брызжут На ту, февральскую зарю! И, забывая бант и речи, И выборы и комитет, — Наедине опять на плечи Цепляют пару эполет… Ах, всё равно… — Одни законы Ведут наш мир в иных мирах. Судьба последнего Бурбона Звучит в различных именах… А мне судьба моя дороже Чужих, трагических судеб. И горек эмигрантский хлеб, И каждый год — так горько прожит! И каждый год — невозвратим, И каждый день — почти безумен… И там, вдали, велик и шумен Четвертый, невозможный Рим! Какими странными путями Мечта столетняя цветет! Над чьими тихими полями Российский встанет небосвод? И чьи спокойные дороги Солдатский смеряет сапог, И пыль воинственных тревог На чьи опустится пороги?.. И солнце новых Аустерлиц, Взойдя над старою Европой, Наклонит блеск своих ресниц В опустошение потопа… Глава 3-я
Мечты, мечты! Но Бонапарта Не родила свобод заря, И вот пришел на смену марта Железный скрежет октября. Еще дремал в рассветной лени Российский девственный конвент, Когда на площадь вышел Ленин В тревоге пулеметных лент. И над столицей две Авроры Огненноперстые взошли, И чьи лучи сильнее жгли Дворца опущенные шторы На окнах золоченых зал, Где крен российской непогоды Уже не выправил штурвал В руках неопытной Свободы. И вот, не слушаясь руля, Летит в бушующей стихии Корма родного корабля С певучим именем «Россия»… …………………………………. Пройдут года и, может быть, Историй выцветшие фразы В тиши спокойно свяжут нить Невозмутимого рассказа О прошлом. И забвенья дым Затянет тихие могилы И внуки просто скажут: Крым, И с равнодушием — Корнилов… …Но был, но был железный суд Мечты трагической и смелой, И каплю этой крови белой Сердца до смерти донесут… Но, долетая до Орла, Над грубой русскою Вандеей, В борьбе неравной был слабее Птенец двуглавого орла. И он упал на скалы Крыма, Где долго бился и кричал. И этот крик его меж скал Звенел тоской невыразимой… О, бедный, яростный птенец! — Не поняла тебя Европа. И вот прорывом Перекопа Борьбе положен был конец. |
