СЕРЕНАДА Жгучий голос трепещет на копьях ограды, И аллеи, как чаши, полны Черным блеском горячей твоей серенады И серебряным ливнем луны. О, Певец! О, испытанный голос коварства! Пощади эту жизнь и любовь пощади! Ты приходишь, как враг, разрушающий царства, И, как Демон, поешь и томишься в груди. Вот ты назван. Но ты не боишься названья. Этот миг, этот вечер — он больше не мой! Ты протянешь мне руку, и жар расставанья Ляжет пеплом на сад и пустой, и немой. Я его не узнаю — всё мелко, всё низко… Как здесь жить, как здесь петь, как любить навсегда? А над этой пустыней так ясно, так близко, Так пронзительно сладко сияет звезда… «Современные записки». 1938. Т. 66 НЕСОСТОЯВШАЯСЯ БУРЯ Стучался дождь. Я говорил — Войдите. А он стоял, прозрачный и слепой, Стеклянною, струящейся толпой Подкладку туч насквозь прошивших нитей. И все не двигался за рамой, как портрет, И бледный лик слегка кривил и хмурил. Как будто ждал — а бури нет и нет, И с нею радости от пережитой бури. Когда сквозь сетку разоренных гнезд Ты видишь мир и слышишь шелест звезд, Чтобы с волненьем счастья и испугом Войти на зов и стать бессменным другом. «Меч». 22.V.1938 ВЕСЫ АВЕЛЯ Ты отступаешь в тень своей судьбы, Ты умолкаешь, бедный брат мой Авель. Слабеет день и гаснет без борьбы. И дождь идет, по трубам шепелявя. Ты остаешься в комнате, без сна. Костер времен еще горит над крышей И бледная столичная весна Еще цветет, еще дрожит и дышит. О, как легки часы любви твоей! А в ветре был гортанный голос юга. Он предлагал щемящий сок ветвей, Лазурь небес, покой и руку друга. Но жизнь тебе дана не для утех. И тень весов скользит на небосводе, Пока, синея, дым твой выше всех Над утренними трубами восходит. «Современные записки». 1938. Т. 67 НОЖНИЦЫ ДАЛИЛЫ С полями — в дружбе, с городом — в родстве, Ряды домов, асфальт и тощий ясень, Где ветры тайно шепчутся в листве О том, что мир — огромен и прекрасен, О том, что страшно жить так много лет В одном квартале и в одной квартире, Где нет ни отблеска, ни отзвука в ответ На вихрь и свет, давно идущий в мире. С экватора иль с полюса — Бог весть, Но легкий гул, как дым плывет над крышей И говорит — Один ответ лишь есть: Идти на зов, когда ты зов тот слышишь. Где волосы твои, Самсон, Самсон! Полночный ветер веет на могилы. Ты упоен. Ты спишь и видишь сон: Лязг ножниц и запястия Далилы. КОМАНДОР ПРОТЯГИВАЕТ РУКУ
За окном — полночных лип Вещий шелест и тревога. Половиц иссохших скрип Замирает у порога. Ночь угрюма и пуста, Дорогая, тухнут свечи. Тсс… — Закрой рукой уста… Видишь каменные плечи? Бледный свет дрожит у лба И скользит всё выше, выше. Это звездная судьба Смотрит в окна через крыши. Это ропот мертвых душ, Это стран надзвездных холод, Это — скука, тьма и глушь, Это — жажда, это — голод. Это — памятник тому, Что в гробу лишь множит муку, Что теперь идет сквозь тьму И протягивает руку… ПОПЫКА ВСПОМИНАНИЯ Открыв окно и сердце в ночь, Все двери распахнувши настежь, Я так хотел помочь — Войти под кровлю от ненастья, Из раковин, где голос бурь Гудит таинственно над ухом И шепчет мне — глаза зажмурь, Живи лишь памятью и слухом… Ты слышишь? — Сердце без конца Стучит немую телеграмму И видит бледный нимб лица, Стеклом оттиснутый за раму, За расставанье, за черту Извне веденную годами. «е память вспомнит — но не ту, Что в снах беседовала с нами… А теплый ветер на висках Шуршит ночным хрустящим шелком И скажет — шах, давая мат, И ничего не вспомнит толком… НОЧНОЙ ПОЛЕТ Ночью глухо гудела высь. — Любовь моя, счастье, проснись, проснись! Ты слышишь? Из окон, сквозь пол, со стен Льется и крушится голос сирен. Голос, как в ветре согнутая ветвь, Голос, пронзительнее, чем смерть, Без сожалений и без пощад, Голос, из рая зовущий в ад. — Любовь моя, счастье, бежим, бежим, Через огонь и через дым, Через всю муку двух тысяч лет, Безмолвно глядящих за нами вслед. Из этого мира, где тяжкий гром Падает смертью в наш тихий дом. Любовь моя, верь мне — смерти нет. Это лишь только — мерцающий свет. Медленным звуком колеблемый слух. Смерть — это наш раздвоенный дух. 1944 |
