ЗВЕЗДА АТЛАНТИДЫ В ночь после смерти дымился в свечах Эдиссон. Звезды летели над яблочным садом в Тамбове. Над горизонтом широкий полуночный сон Шел, наклоняясь, как ангел, сраженный любовью. Ангел мой! Ты ли вдруг в поезд, мерцая, входил На остановке в последнем рабочем квартале. В радио пел. И в кино с полотна говорил. В аэроплане летел — и крылья на солнце пылали… О, пропылай надо мной еще тысячу пышных веков! Веет бессмертьем торжественный веер заката. Видишь, как жизнь отягчает твой бедный улов, О рыболов мой! Ужель и за это — расплата? Чем ты заплатишь, откуда возьмешь ты обол? — В сети антенн бьет прибой вневременного гуда. Вихри хрипят. А в конторах, подпрыгнув на стол, Бегут, рассыпаясь, сухие персты Ундервуда. Эти ль персты, разыграв — как концерт — бюллетень, Вдруг запоют, зарыдают, что жизнь всё короче, В горло, как в скрипку, вонзясь за утраченный день Перед лицом неожиданно-глянувшей ночи. Может быть, ночью и я на разливе взволнованных лет, Трепеща, как святой, и прощая земные обиды, Ринусь в темный простор по шумящей дороге комет От последней горы потонувшей в морях Атлантиды… «Скит». I. 1933 НЕУЗНАННЫЙ ГОЛОС Непонятен, дик и непорочен, Словно флагом огненным обвит, Над густым амфитеатром ночи Бродит голос праведной любви. Он проснулся, ничего не помня, В первый раз увидев ночь — и свет На полу огромных черных комнат, Серебром упавший на паркет. Встал и вышел. Мир был пуст и ясен. И, раскинув крылья над кино, Он запел, бессмыслен и прекрасен, И стучался лапами в окно. …И всю ночь он плыл. Не умолкая, И об стены бился, как слепой. Голубей разбуженная стая Крыльями плескалась над толпой. И всю ночь сквозь грохот ресторана Жизнь он звал, он звал любовь мою. И, охрипнув к утру, у фонтана Жадно пил холодную струю. Дикий и взъерошенный, как заяц, На заре он вымок и продрог. Так ушел, домов едва касаясь. И никто его узнать не смог. 1933 ВОЗВРАЩЕНИЕ ДУШИ Наполовину климат отменив — Пустынь и зорь, остолбенев с вокзала, Душа проявит черный негатив И выставит в небесных окнах зала. И влажный день, как пестрое яйцо, Весь в крапинках сырых вороньих криков, Дохнет весной и жалостью в лицо, К сиренам труб мечтательно привыкнув. С полей апрель проходит налегке Растапливать разряженные парки. Он руку протянул ей, а в руке — Твой первый день, блистательный и яркий. Прохожим был невнятен тот язык, Но явственным — ответ и возвращенье. И радости, которым птичий крик На целый век надпишет посвященье. БЕЛЫЙ КРЕСТ
Тусе(неразб.) Ты плачешь ночью во сне — И другая жизнь тяжела. В этой первой твоей весне Ты так тихо и сонно жила. А вокруг поезда бегут, В небесах самолеты гудят. Все тебя — и сквозь сон — зовут, Чтобы ты вернулась назад. — Помнишь музыку по вечерам, Лунный город и Древний мост? Помнишь, помнишь? Останься там, Под охраною верных звезд… Ходят в мире любовь и труд, Метят двери белым крестом. Перед дверью руки растут, Закрывая от бури дом. И ветвятся руки твои, Чтоб коснуться, закрыть, помочь… Ослепленные соловьи В них поют целый день и ночь. Ты им вторишь в полночный час И, проснувшись, расскажешь мне, Как закат пламенел и гас, И не мог догореть в огне. Видишь, в горе бессмертней жизнь! Не жалей же, что счастья нет. Над тобой эта древняя высь Проливает безбрежный свет. Полотно окружных дорог, Как змея, обползает наш дом. — Я для жизни тебя сберег И отметил белым крестом. ПИСЬМА РАЗЛУКИ Вокзалы гремели, как землетрясение, И воздух был душен от слез и разлук. Солдаты из Армии Спасения Пели псалмы и теснились в круг. Мы расставались и уезжали. За бледными стеклами рос восход. Теплое облако нашей печали На окнах купе обращалось в лед. И леденея, и холодея, Звездный экспресс замерзал в пути. Мы уходили, уже не надеясь Когда-нибудь снова на встречу прийти. — Но ты упрямствуешь, повторяя О вечности жизни у врат крематория. Но ты колеблешь ограду рая Внезапным прибоем земного горя. И, изнемогая, всё просишь упрямо Хоть отзвука, эха любви и веры, Пока столетье топталось, как мамонт, У первобытной твоей пещеры. И только пьяный тапер в трактире, Все письма разлуки сыграв без нот, Под утро тебя убедил, что в мире Любовь под рояльною крышкой живет… «Скит». II. 1934 |
