- Я лесбиянка.

- Ты... но ты же выглядишь, как все! Молли, не глупи, ты не можешь быть лесбиянкой. Ты шутишь. Я бы знала, если бы с тобой было что-нибудь подобное.

- Мадам, я полнокровная, добропорядочная лесбиянка. Что до моей внешности, то большинство лесбиянок, которых я знаю, выглядят как все женщины. Однако, если ты западаешь на водителей грузовиков, могу показать одно местечко, - я не могла удержаться от подколки.

Целых два квартала мы прошли в молчании. Вся веселость Полины испарилась.

- Если ты не возражаешь, Молли, я, наверное, пойду домой. Я устала больше, чем думала.

- Конечно, возражаю. Почему бы тебе не сказать правду? Ты расстроена, потому что я тебе рассказала, кто я.

Она избегала смотреть мне в глаза.

- Да.

- Какое это имеет значение? Скажи мне. Я все тот же человек, которого ты знала раньше. Господи боже, никогда этих правильных не поймешь!

- Пожалуйста, давай я пойду домой и все это обдумаю.

Она бросилась в метро на Сорок второй улице, а я всю дорогу домой шла пешком. Ходьба помогает мне успокоиться, но, когда я открывала дверь, то была так же расстроена, как в самом начале. Почему все это меня достает? Почему я не могу просто отмахнуться от этих людей, как они от меня отмахиваются? Почему это всегда попадает в точку и так больно?

Битых три недели Полина держалась на расстоянии. Никаких визитов в офис по четвергам, никаких звонков, вообще ничего. Полная тишина. Я решила ей не звонить. Она говорила мне, что у нее есть мужчина, Пол Дигита, который преподает английский в Нью-Йоркском университете. Из любопытства я решила поглядеть, что он собой представляет. Я знала заранее, что он калека. Его левая нога волочилась позади, и ему приходилось ходить с тростью. Он наткнулся на кол в Эксетере, в 1949 году, и навсегда повредил ногу. Даже это не подготовило меня к встрече с ним. Хромота - это еще был наименьший из его недостатков. У него была близорукость, тяжелый случай перхоти, а в его зубах как будто обитала колония водорослей. Пол был наглядным пособием по разрушению человека. Как она могла возбуждаться на такое? Что общего они могли иметь? После его лекции о том, как Йейтс употреблял точку с запятой, я заставила себя подойти к нему и сказать, как мне понравилось. Лесть, похоже, выбила из седла; он держался со стороны подиума, или, может быть, его нога выступала вперед. В любом случае, он пригласил меня на чай, и я приняла приглашение, хотя нужны были стальные нервы, чтобы глядеть ему в лицо, водоросли и все такое.

За чашкой дорогущего чая Пол рассказал мне, что он непонятый гений. Он вообще не упустил ни одной подробности из своей жизни. Обо мне он ничего не спрашивал. Спустя два часа, устав от бесконечной повести о себе, он спросил, можем ли мы увидеться снова.

И я сказала «да» этому жуткому сгустку протоплазмы. О господи! Мы назначили свидание на следующей неделе. Полина не знала, до чего я способна дойти, и я тоже не знала.

Перед моим свиданием с Полом позвонила Полина. Она извинялась. Естественно, мое лесбиянство ничего не меняло, и, после множества визитов к своему психиатру, который спас ее эмоциональную жизнь в 1963 году, она пришла к революционному выводу, что неважно, если я буду, кем захочу, раз уж я приспособилась к жизни как зрелый, здоровый человек. Так что, поскольку она сделала мне комплимент, назвав зрелым и здоровым человеком,  не сходить ли мне с ней в кино в эту пятницу?

Мы смотрели «Дождись темноты»^{68}, и были насмерть перепуганы. Моя квартира была рядом с театром «Элджин», так что я спросила, хочет ли она выпить, прежде чем идти домой. Полина немного поразмыслила, потом храбрость одержала в ней верх, и она сказала, что было бы неплохо. Она была шокирована, но слишком вежлива, чтобы сказать об этом вслух, когда, пыхтя, поднималась по расшатанным, неосвещенным ступенькам многоквартирного дома. А когда она увидела мою квартиру, где был только матрас, лежащий на ящиках из-под молока, которые я подобрала на улице, и другие ящики в ярких тонах, она была ошарашена.

- У тебя такое воображение! Ты сделала очаровательные шкафчики и кресла из ящиков из-под молока.

- Спасибо. У меня есть непочатая бутылочка вина «Лансер», которую я все приберегала для особого случая - почему бы нам ее не открыть?

- Было бы чудесно.

Вино развязало Полине язык, и она рассказала мне, как была потрясена, и как втайне думала, что лесбиянство привлекает и пугает каждую женщину, потому что каждая женщина могла бы быть лесбиянкой, но все это таинственно и неизвестно. Может быть, я ввязалась в это дело из-за тяги к запретному? Затем она стала говорить, какие у нее чудесные отношения с мужем. Они пришли к соглашению насчет Пола, и разве не здорово - быть гетеросексуальным?

- Мне это скучно, Полина.

- Скучно? Что ты имеешь в виду?

- Я имею в виду, что с мужчинами мне скучно. Если кто-то из них ведет себя как взрослый, это уже повод для торжества, и даже когда они поступают по-человечески, они все равно не так хороши в постели, как женщины.

- Может быть, ты не встречала подходящего мужчину?

- Может быть, ты не встречала подходящую женщину. И я готова поспорить, что у меня было больше мужчин, чем у тебя, и все они отрабатывают один и тот же номер. Некоторые умеют это лучше, чем другие, но это скучно, когда однажды узнаешь, на что способны женщины.

- Как ты можешь сидеть тут и говорить такие вещи о мужчинах?

- Ладно, тогда ничего не буду говорить. Лучше держать рот на замке, чем врать.

Напряженная пауза.

- Чем отличается секс с женщинами? То есть, чем именно?

- Только одним - он ярче.

- Ты считаешь, что между мужчиной и женщиной это не может быть ярким?

- Конечно, может, но не настолько, вот и все!

- А как?

- О, леди, слов для этого нет. Не знаю... все равно что сравнивать пару роликов и «феррари»... нет, все равно нет слов.

- Я думаю, леди слишком много протестует. Ты не занималась бы столь вызывающей лесбийской пропагандой, если бы была уверена в себе и в своей сексуальной идентичности.

- Пропагандой? Я всего лишь уделила несколько минут, чтобы попытаться ответить на вопрос, который ты мне задала. Если хочешь увидеть вызывающую пропаганду, посмотри на рекламу в метро, в магазинах, в телевизоре, везде. Важные шишки используют гетеросексуальность и женские тела, чтобы продавать все в этой стране - даже насилие. Черт, вам, бедняжкам, в наше время уже только компьютеры годятся в пару.

Полина начала злиться, но потом решила обдумать то, что я выложила ей.

- Я никогда не думала об этом так, в смысле, о рекламе и обо всем таком.

- А я думала. Ты ведь никогда не видела, чтобы с помощью картинки целующихся женщин тебя побуждали купить сигареты «Салем», правда?

Она рассмеялась.

- Смешно, очень смешно. Что ж, весь мир, должно быть, выглядит для вас по-другому.

- Это правда. Он выглядит деструктивным, больным и прогнившим. У людей нет больше своих «я» (может быть, их и с самого начала-то не было), так что их обиталище - это их пол, половые органы и то, с кем они трахаются. Трусливый смешок, и все в порядке.

- Я... Неужели все гомосексуалы так же чувствительны, как ты?

- Не знаю. Я со всеми не разговаривала.

У Полины было достаточно здравого смысла, чтобы смутиться своего последнего вопроса. Она сделала достаточно длинную паузу, чтобы допить свой бокал, затем налить снова. Она начинала пьянеть.

- Может быть, тебе стоит переключиться на содовую. Я не хочу, чтобы ты набралась.

- Я? Нет! Со мной все прекрасно. Только еще хлебну... - и она осушила половину бокала. Она начала откровенно пялиться на меня. Мне нравилась Полина, может быть, я даже немножко ее любила, но это было трудно принять. Я не ожидала, что такая интеллигентная женщина может оказаться такой классической фанатичной гетеросексуалкой. Я чувствовала себя жуком под лупой. Ну ладно, может быть, единственная красота, что осталась в городах - это бензиновые разводы на шоссе, а в людях, которые здесь живут, красоты давно уже нет.