Вопросы, судя по виду Сински, были из разряда неудобных.

— Дело в том, — сказала она, — что местные власти мы решили пока не привлекать. В нашем распоряжении самая опытная группа ПНР из ECDC, и мы сочли за лучшее на данный момент действовать тихо, не создавая большой паники.

Брюдер и его люди тем временем застегивали большие черные рюкзаки со всевозможным снаряжением: с костюмами биозащиты, с респираторами, с устройствами электронного поиска. Перекинув свой рюкзак через плечо, Брюдер подошел к Лэнгдону.

— В общем, так, — сказал он. — Входим в здание, находим гробницу Дандоло, слушаем, что там за вода течет, а потом мы с ребятами думаем и решаем, подключать ли другие силы.

Лэнгдон уже предвидел трудности.

— Айя-София вечером закрывается, без местных властей мы даже войти не сможем.

— Тут все нормально, — заверила его Сински. — Я связалась со швейцарским посольством, а они позвонили хранителю музея «Айя-София» и попросили организовать частную экскурсию для важной персоны. Хранитель согласился.

Лэнгдон чуть было не рассмеялся ей в лицо.

— Частная экскурсия для директора Всемирной организации здравоохранения в сопровождении целой армии со средствами спецзащиты? Вам не кажется, что это вызовет кое-какие вопросы?

— Группа ПНР и все снаряжение останутся в машине, а в здание для оценки ситуации войдем втроем: Брюдер, вы и я, — сказала Сински. — Кроме того, их не для меня попросили устроить экскурсию. Важная персона — вы.

— Что, простите?!

— Музейщикам сказали, что в Стамбул прибывает знаменитый американский профессор с исследовательской группой, что он хочет написать статью о символике Айя-Софии, что вылет у него задержался на пять часов и он не успевает до закрытия собора. Поскольку завтра утром ему и его группе уже улетать, нет ли возможности…

— Я понял, — сказал Лэнгдон.

— Музей посылает сотрудника, чтобы встретил нас там лично. Оказалось, он большой поклонник ваших работ об искусстве ислама. — Сински устало улыбнулась Лэнгдону, стараясь выглядеть полной оптимизма. — Нас заверили, что вы получите доступ во все уголки здания.

— Еще важнее то, — добавил Брюдер, — что весь собор будет в нашем распоряжении.

Роберт Лэнгдон безучастно смотрел в окно фургона, который мчался вдоль моря по шоссе, соединяющему аэропорт Ататюрка с центром Стамбула. Швейцарские дипломаты каким-то образом упростили таможенную процедуру, и Лэнгдон, Сински и сопровождавшие их оперативники прошли ее за считанные минуты.

Сински распорядилась, чтобы шеф и Феррис остались на борту «C-130» с несколькими сотрудниками ВОЗ и продолжали попытки напасть на след Сиены Брукс.

Хотя никто всерьез не верил, что Сиена сможет добраться до Стамбула вовремя, были опасения, что она позвонит кому-нибудь из последователей Зобриста в Турции и попросит его помочь осуществить безумный план Зобриста до того, как люди Сински успеют вмешаться.

Неужели Сиена способна совершить массовое убийство? Лэнгдон все еще не мог освоиться со случившимся за день. Как ни горька была правда, приходилось смотреть ей в лицо. Ты не знал ее, Роберт. Она обвела тебя вокруг пальца.

На город начал сыпаться мелкий дождик, и Лэнгдон, слушая ритмичный звук «дворников», вдруг почувствовал усталость. Справа, в Мраморном море, светились ходовые огни роскошных яхт и массивных танкеров, которые шли либо к городскому порту, расположенному впереди по ходу движения фургона, либо от него. Вдоль всего берега над подсвеченными куполами мечетей вздымались тонкие и элегантные минареты, молчаливо напоминая о том, что хотя Стамбул — современный, светский город, сердцевина его укоренена в религии.

Эту трассу длиной километров в пятнадцать Лэнгдон всегда находил одной из самых приятных на вид дорог Европы. Великолепный образец стамбульского сочетания старого с новым, она местами идет вдоль стены Константина, построенной более чем за шестнадцать веков до рождения человека, в честь которого трасса теперь названа, — Джона Ф. Кеннеди. Американский президент с восхищением относился к деятельности Кемаля Ататюрка, построившего на развалинах империи Турецкую республику.

Авеню Кеннеди, с которой открываются неповторимые морские виды, вьется среди красивых рощ и старинных садов, минует порт Еникапы и, наконец, идя между городскими кварталами и проливом Босфор, поворачивает на север, к Золотому Рогу. Там над городом высится османская твердыня — дворец Топкапы. Занимавший стратегическое положение у Босфора, дворец ныне чрезвычайно любим туристами, которых восхищают и здешние виды, и поразительная коллекция османских сокровищ, включая плащ и меч, якобы принадлежавшие самому пророку Мухаммаду.

До дворца мы не доедем, сообразил Лэнгдон, помня, что их цель — Айя-София. Она вздымалась над центром города не так уж далеко впереди.

Когда они свернули с авеню Кеннеди и непрямым путем двинулись через многолюдный город, Лэнгдон, оглядывая толпы на улицах и тротуарах, почувствовал: то, о чем говорилось в течение дня, осаждает его с новой силой.

Перенаселенность.

Чума.

Извращенные устремления Зобриста.

Хотя Лэнгдон все это время отлично понимал, на что нацелена операция группы ПНР, в полной мере он осознал происходящее только сейчас. Мы направляемся к эпицентру. Он представил себе медленно растворяющийся мешок с желто-коричневой жидкостью и удивился, как его, Лэнгдона, угораздило попасть в такой переплет.

Странное стихотворение, которое они с Сиеной обнаружили на обороте посмертной маски Данте, в итоге привело его сюда, в Стамбул. Направляя группу ПНР в Айя-Софию, Лэнгдон знал, что, когда он и его спутники там окажутся, им будет чем заняться:

Лэнгдон вновь с тревогой подумал о том, что почти такой же сценой кончается заключительная песнь Дантового «Ада». После долгого спуска в глубины преисподней Данте и Вергилий достигают ее нижней точки. Дальше пути нет, но они слышат журчание воды, текущей по камням, и идут по руслу этого ручейка сквозь трещины и расщелины… прочь от ужасов ада:

Сочиняя свое стихотворение, Зобрист, конечно же, вдохновлялся картиной, нарисованной Данте, но, похоже, поставил в ней все с ног на голову. Да, Лэнгдону и его спутникам надо будет оринтироваться по журчанию воды, но в отличие от Данте они будут не подниматься прочь из ада… а спускаться в него.

Фургон лавировал по все более узким улицам, где людей было все больше, и Лэнгдон начал понимать извращенную логику, заставившую Зобриста выбрать в качестве эпицентра новой чумы сердцевину Стамбула.

Стамбул много раз в своей истории становился жертвой губительных эпидемий, убивавших огромное количество жителей. Именно этот город на последней стадии Черной Смерти называли в Османской империи «средоточием чумы», и болезнь, как говорили, уносила в нем за день более десяти тысяч жизней. На нескольких знаменитых миниатюрах того времени можно видеть, как горожане, объятые отчаянием, роют на близлежащих полях Таксим общие могилы для наваленных грудами трупов.