Стамбул.

Хотя этот город уже не столица Турции, ему на протяжении веков довелось быть центром трех империй: Византийской, Латинской и Османской. Поэтому Стамбул с полным правом можно назвать одним из самых исторически разнообразных городов планеты. Дворец Топкапы, Голубая мечеть, Семибашенный замок и многие, многие другие памятники насыщены легендами о битвах, о славе, о поражениях.

Сегодня, летя сквозь густеющий в вечернем небе грозовой фронт над кипучим городским многолюдьем, готовился к посадке в аэропорту Ататюрка транспортный самолет «C-130». В его кабине Роберт Лэнгдон, пристегнутый к откидному сиденью позади пилотов, испытывал великое облегчение от возможности смотреть наружу через стекло.

После еды и очень нужного ему часового сна в хвосте самолета он чувствовал, что бодрости и сил прибавилось.

Справа Лэнгдон видел огни Стамбула: в черноту Мраморного моря вдавался светящийся полуостров, похожий на рог. Это была европейская часть, отделенная от азиатской лентой воды, извилистой и темной.

Пролив Босфор.

Сверху Босфор казался широким разрезом, раной, рассекающей Стамбул надвое. Но Лэнгдон знал, что на самом деле это жизненно важная артерия городского бизнеса. Босфор мало того что дарит городу не один берег, а целых два, но еще и связывает Средиземное море с Черным, позволяя Стамбулу служить промежуточной станцией между двумя мирами.

Чем ниже самолет спускался сквозь пелену тумана, тем пристальнее Лэнгдон вглядывался в город на отдалении, стараясь увидеть массивную постройку, где они собирались вести поиски.

Здание, где погребен Энрико Дандоло.

Оказывается, Энрико Дандоло — тот самый вероломный венецианский дож — был похоронен не в Венеции; его останки обрели покой в сердце твердыни, которую он завоевал в 1202 году… в сердце города, раскинувшегося под ними. Дандоло, что вполне уместно, похоронили в самом великолепном храме покоренного города, в здании, которое поныне остается жемчужиной всего региона.

В Айя-Софии.

Построенная к 360 году нашей эры, Айя-София была православным собором до 1204 года, когда захватившие город участники Четвертого крестового похода под водительством Энрико Дандоло превратили собор в католический храм. Позднее, в пятнадцатом веке, после завоевания Константинополя султаном Мехмедом Фатихом, его сделали мечетью, и он оставался мусульманским домом молитвы до 1935 года, когда в здании устроили музей.

В мусейоне премудрости священной, где золото сияет… — вспомнилось Лэнгдону.

Айя-София украшена золотыми пластинками в еще большем числе, чем собор Сан-Марко; но мало того — «Айя-София» в переводе с греческого означает «Священная Премудрость».

Лэнгдон воображал себе колоссальное здание и пытался осознать тот факт, что где-то под ним имеется темное озеро, в котором колышется под водой на привязи и медленно растворяется, готовясь выпустить содержимое на волю, пластиковый мешок. Лэнгдон молился о том, чтобы они не опоздали.

— Нижние уровни здания затоплены, — сказала ему ранее Сински и взволнованно пригласила жестом пройти с ней в рабочую зону, оборудованную в самолете. — Вы не представляете, что мы сейчас узнали. Слыхали про кинодокументалиста Гёкселя Гюленсоя?

Лэнгдон покачал головой.

— Когда я искала информацию об Айя-Софии, — объяснила Сински, — выяснилось, что о ней имеется фильм. Его снял Гюленсой несколько лет назад.

— Об Айя-Софии сняты десятки фильмов.

— Да, — сказала она, дойдя до рабочей зоны, — но не такие, как этот. — Она повернула к нему ноутбук. — Вот, прочтите.

Лэнгдон сел. На экран была выведена статья — компиляция из нескольких новостных источников, включая газету «Хюрриет дейли ньюс», — где речь шла о последнем фильме Гюленсоя «В глубинах Айя-Софии».

Едва начав читать, Лэнгдон сразу понял, почему Сински так взволновалась. Первые же слова заставили Лэнгдона удивленно вскинуть на нее глаза. С аквалангом?

— Я знаю, — сказала она. — Читайте, читайте.

Лэнгдон углубился в статью.

— Вы явно не промахнулись со зданием! — воскликнула Сински. — И похоже, что под собором есть огромные воздушные карманы, куда можно добраться, причем часто даже и без акваланга… Там-то, наверно, Зобрист и снял свое видео.

За их спинами, тоже глядя на экран ноутбука, стоял агент Брюдер.

— И похоже, — сказал он, — что подземные водные пути ведут из-под собора в самые разные места. Если солюблон растворится до нашего появления, остановить распространение содержимого не будет никакой возможности.

— Насчет содержимого… — отважился спросить Лэнгдон. — Есть у вас о нем какое-то представление? О его точном характере. Это патоген, понятное дело, но…

— Мы проанализировали видеокадры, — ответил Брюдер, — и склонны считать, что там действительно биологический, а не химический материал… то есть нечто живое. Небольшой размер мешка наводит на мысль, что содержимое чрезвычайно заразно и способно к репликации. Как оно может распространяться — через воду наподобие бактериальной инфекции или еще и воздушным путем, как вирус, мы не знаем, но считаем возможным и то и другое.

— Мы сейчас собираем данные, — сказала Сински, — о температуре грунтовых вод в этом районе. Пытаемся понять, для каких инфекций эти подземные зоны могут служить благоприятной средой, но дело в том, что Зобрист был исключительно талантлив и вполне мог создать нечто с совершенно необычными характеристиками. Подозреваю, что он не случайно выбрал именно это место.

Брюдер кивнул, как бы говоря, что многое теперь решит судьба, и кратко сообщил, как он оценивает необычный механизм распространения, основанный на растворимости солюблона, — механизм, блеск и простоту которого они все начинали осознавать. Погрузив мешок в подземные воды, Зобрист поместил его в чрезвычайно стабильную инкубационную среду: благоприятная и постоянная температура воды, никакой солнечной радиации, кинетический буфер и полное безлюдье. Выбрав пластик с нужным временем растворения, Зобрист мог оставить возбудитель без присмотра на известный ему, Зобристу, период созревания, после чего чума в заданный момент выходит на свободу.

Для этого Зобристу даже не нужно возвращаться на то место.

Внезапный толчок, означавший, что они приземлились, заставил Лэнгдона вернуться на откидное сиденье в кабине. Пилоты включили мощное торможение, а затем подрулили к дальнему ангару, где массивный самолет и остановился.

Лэнгдон надеялся, что их встретит целая армия сотрудников ВОЗ в защитной одежде, готовых отражать биологическую угрозу. Как ни странно, единственным, кто их дожидался, был шофер большого белого фургона с ярко-красным крестом, одинаковым в высоту и в ширину.

Красный крест? — подумал Лэнгдон, но, посмотрев еще раз, понял, кто отправил фургон. Швейцарское посольство.

Он отстегнул ремень безопасности и среди пассажиров, готовящихся выходить, отыскал взглядом Сински.

— А где все? — недоуменно спросил ее Лэнгдон. — Где люди из ВОЗ? Где турецкие власти? Или все они там, в Айя-Софии?