— Да, плодовитости, — подтвердила Сиена. — Бертран уподоблял хтоническому чудищу нашу самоубийственную склонность к бесконтрольному размножению. Он говорил о переизбытке потомства как о чудище, которое маячит на горизонте… с которым надо начинать борьбу сейчас, пока оно не пожрало нас всех.

Наша сексуальная энергия оборачивается злом для нас самих, подумал Лэнгдон. Хтоническое чудище.

— И Бертран решил сразиться с этим чудищем… но каким оружием?

— Поймите, прошу вас, — сказала она, пытаясь оправдаться, — из этого положения простых выходов нет. Приходится жертвовать меньшим, чтобы спасти большее, а это всегда тяжелое, неприятное дело. Человек, отрезающий ногу трехлетнему ребенку, страшный преступник… если только он не врач, который спасает ребенка от гангрены. Иногда необходимо выбирать меньшее из двух зол. — К ее глазам опять подступили слезы. — У Бертрана была благородная цель, в этом я убеждена… но средства…

Она отвернулась. Она была на грани срыва.

— Сиена, — негромко, мягко проговорил Лэнгдон. — Мне надо понять, что произошло. Объясните мне, что Бертран сделал. Что он выпустил в мир?

Сиена опять посмотрела на него; в ее нежных карих глазах стоял мучительный страх.

— Он выпустил вирус, — сказала она. — Вирус особого типа.

У Лэнгдона сперло дыхание.

— Какой вирус?

— Бертран создал так называемый вирусный вектор. Это вирус, специально сконструированный для того, чтобы вносить в атакуемые клетки генетическую информацию. — Сиена помолчала, давая ему время усвоить услышанное. — Вирусный вектор… не убивает клетку-хозяина… а внедряет в нее определенный элемент ДНК, по сути дела модифицируя ее геном.

Лэнгдону нелегко было это осмыслить. Вирус изменяет нашу ДНК?

— Коварство этого вируса, — продолжила Сиена, — в том, что человек не догадывается о его присутствии в организме. Человек нормально себя чувствует. Вирус не вызывает явных симптомов, сигнализирующих о том, что он меняет что-то в наших генах.

У Лэнгдона в жилах бурно запульсировала кровь.

— А что он в них меняет?

На мгновение Сиена прикрыла глаза.

— Роберт, — прошептала она, — как только вирус был выпущен в водохранилище, пошла цепная реакция. Каждый, кто спустился в подземелье и дышал этим воздухом, заразился. Он стал носителем вируса… ничего не подозревающим сообщником, передающим вирус дальше. Инфекция начала распространяться экспоненциально, она охватила планету, как лесной пожар. Сейчас заражено уже все население Земли. Вы, я… каждый.

Лэнгдон вскочил со скамьи и стал в исступлении ходить взад-вперед.

— Что он с нами делает? — спросил он.

Сиена долго не отвечала.

— Эта инфекция может… оставить человека без потомства. — Она поерзала, ей было крайне неуютно. — Бертран сотворил вирус бесплодия.

Лэнгдон был ошеломлен. Вирус, лишающий нас потомства? Лэнгдон знал, что некоторые вирусы могут вызывать бесплодие, но чрезвычайно заразный патоген, распространяющийся по воздуху и лишающий нас способности к деторождению на генетическом уровне, — это пришло, казалось, из другого мира… из какой-то оруэлловской антиутопии[66].

— Бертран часто рассуждал о таком вирусе теоретически, — тихо произнесла Сиена, — но я никогда не думала, что он попытается его создать… и тем более не думала, что он в этом преуспеет. Когда я узнала из письма Бертрана, что он его создал, я пришла в ужас. Я бросилась искать Бертрана, хотела взмолиться, чтобы он уничтожил свое творение. Но опоздала.

— Постойте. — Лэнгдон наконец обрел голос. — Если вирус всех на свете делает бесплодными, то не будет новых поколений, человечество начнет вымирать… немедленно.

— Да, — ответила она слабым голосом. — Но Бертран совершенно не хотел, чтобы оно вымирало — он хотел прямо противоположного, — и поэтому он создал вирус, активирующийся случайным образом. Да, Инферно сейчас внедрен в ДНК всех и каждого и будет передан всем грядущим поколениям, но проявляться он будет только у определенного процента людей. Вирус есть у всех, но бесплодной окажется лишь некая доля населения, попал в нее человек или нет — зависит от случая.

— Какая… доля? — услышал Лэнгдон свой вопрос. Невероятно было уже то, что такие вещи произносятся вслух.

— У Бертрана, как вы знаете, постоянно на уме была Черная Смерть — чума, которая без разбора уничтожила треть населения Европы. Он был убежден, что природа обладает механизмом самопрореживания. Бертран обсчитал воспроизводство населения математически и получил результат, который его опьянил: один из трех — ровно то соотношение, которое нужно, чтобы численность человечества начала уменьшаться с разумной скоростью.

Чудовищно, подумал Лэнгдон.

— Черная Смерть проредила Европу и проложила путь к Ренессансу, — сказала Сиена, — и Бертран теперь сотворил Инферно — современный катализатор мирового обновления, трансгуманистическую Черную Смерть. Разница та, что заболевшие не погибнут, у них просто не будет детей. Поскольку вирус Бертрана заразил весь мир, каждый третий из людей теперь бесплоден… и так будет все время. Похоже на рецессивный ген… который передается всему потомству, но проявляется только у небольшой его части.

У Сиены дрожали руки. Она продолжала:

— Бертран написал мне гордое письмо, он утверждал, что Инферно — очень элегантное и гуманное решение проблемы. — Ей опять пришлось вытереть глаза. — Да, этот способ куда мягче, чем Черная Смерть. Не будет больниц, переполненных умирающими, не будет гниющих трупов на улицах, не будет горя от безвременной смерти близких. Нет, просто будет появляться на свет намного меньше детей. Рождаемость по всей планете начнет неуклонно снижаться, и в какой-то момент рост населения сменится убылью. — Она помолчала. — Эффект будет гораздо сильнее, чем от чумы, она только на время уменьшила нашу численность, создала всего-навсего локальную яму в графике роста. Инферно Бертрана — долговременное решение, решение навсегда… трансгуманистическое решение. Бертран был генный инженер, он работал с зародышевой линией. Он решал проблемы на корневом уровне.

— Это генетический терроризм… — вполголоса проговорил Лэнгдон. — Это меняет саму природу человека, делает нас фундаментально другими, чем мы всегда были.

— Бертран думал иначе. Он мечтал исправить роковой изъян в человеческой эволюции… Этот изъян в том, что мы слишком плодовиты. Человечество — организм, который, при всем своем беспримерном интеллекте, оказался не способен сдерживать собственный рост. Ни бесплатная контрацепция, ни просвещение, ни государственные поощрительные меры — ничто не работает. У нас рождаются и рождаются дети… хотим мы того или нет. Вам известно, что центры профилактики и контроля заболеваний недавно обнародовали статистику: в США почти половина беременностей — незапланированные? А в менее развитых странах эта цифра — более семидесяти процентов.

Лэнгдон был знаком с этими данными, но до него только сейчас начало доходить, что они означают. Как биологический вид люди ведут себя подобно кроликам, завезенным на острова в Тихом океане. Размножаясь там бесконтрольно, кролики нанесли такой ущерб экосистеме, что в итоге вымерли.

Бертран Зобрист переделал нас как вид… Желая спасти человечество… он превратил нас в менее плодовитые существа.

Лэнгдон глубоко вздохнул и посмотрел на суда на Босфоре: его самого точно несли куда-то морские волны. Сирены приблизились, их вой шел уже от пристани, и Лэнгдон почувствовал, что время на исходе.

— Самое страшное, — сказала Сиена, — не то, что Инферно вызывает бесплодие, а то, какие возможности этот вирус открывает. Вирусный вектор, распространяющийся воздушно-капельным путем, — это квантовый скачок, достижение, намного опережающее свое время. Бертран внезапно вывел нас из темных веков генной инженерии и отправил прямиком в будущее. Он подарил человечеству доступ к процессу эволюции, предоставил ему возможность работать над своими видовыми свойствами, так сказать, широкими мазками. И открыл этим ящик Пандоры. Бертран создал ключ к изменению нашей природы… и если этот ключ попадет не в те руки — помоги нам, Господи. Эту технологию нельзя было разрабатывать. Как только я прочла письмо, где Бертран объяснил, как он достиг своей цели, я сожгла его. И твердо решила найти этот вирус и уничтожить целиком и полностью.