Хок даже не поморщился, когда она осторожно ощупывала рану, похоже, почти не чувствовал боли. Повернув голову, он уставился на черную поверхность океана, по которой скользили лунные блики.

— Не могу поверить, что я лишил человека жизни. — сказал он наконец пустым, бесцветным голосом. — Не могу поверить, что я убил его.

— А ты… — Авриль запнулась и тяжело сглотнула, — ты уверен, что он мертв?

— Да, — с окаменевшим лицом выдавил Хок. — Есть вещи, губительные и для иннфодт. — Он закрыл глаза. — Я убил его.

— Хок, это он пытался убить тебя, — напомнила Авриль, осторожно забинтовывая ему руку. — И я не заметила угрызений совести на его лице, когда он хотел перекинуть тебя через борт и готов был вот-вот… — Голос ее задрожал, она не закончила фразу, лишь закрепила повязку на ране, завязав узлом концы самодельного бинта. — И ты спас меня, — мягко добавила она. — Еще раз.

Хок кивнул, однако выглядел по-прежнему расстроенным и виноватым.

Авриль погладила его по щеке, мучаясь оттого, что не может утишить его душевную боль. Торолф был безжалостен, он без малейших колебаний убил бы Хока, Келдана с Жозетт и, возможно, многих других, но Хок не считал это для себя оправданием.

Воин по воспитанию и долгу, он был в душе сугубо мирным человеком. Даже ради того, чтобы спасти ее, себя, защитить свой народ, он считал недопустимым отнимать чужую жизнь.

— Хок, почему Торолф был так решительно настроен покинуть Асгард? — осторожно спросила она. — Что было в флаконе? Кажется, его содержимое доставляло ему большую радость.

— Торолф считал, что открыл тайну Асгарда, создал эликсир вечной молодости, основываясь на трудах моего отца. — Хок протянул руку и взялся за поручень. — Он сказал, что испытал его на Жозетт, когда похитил ее.

— Боже милосердный, должно быть, он сошел с ума!

— Может быть, но я не уверен. Ведь его раны действительно мгновенно зажили, Авриль. Зажили здесь, за пределами Асгарда. А Жозетт… — Хок тряхнул головой. — Торолф сказал, что сделал ее одной из нас, что теперь она — иннфодт.

— Но неужели это возможно?

— Не знаю. Если Торолф и открыл секрет на самом деле, то секрет этот умер вместе с ним. — Хок стиснул зубы. Авриль склонилась и положила голову ему на плечо.

— Хок, мы должны вернуться на Асгард, — тихо сказала она. — Нужно залечить твою рану.

Запустив пальцы здоровой руки в волосы Авриль, он прижался щекой к ее голове. Она почувствовала, как напряжено все его тело, и поняла, что он страдает от раны гораздо сильнее, чем позволяет себе выказать.

Затем Хок медленно отстранил ее от себя, встал, подошел к мачте и, завязав канат, закрепил парус.

— Мы не поплывем обратно, — сказал он ласково, но твердо.

— Что?! — задохнувшись, воскликнула Авриль. — Что ты хочешь этим сказать? Мы должны вернуться! Если, конечно, ты не можешь погрузиться в исцеляющий сон здесь.

— Нет, вне пределов Асгарда лангвариг совн к нам не приходит. В настоящий момент я так же смертен, как и ты. В течение шести дней. После этого я…

— Значит, мы должны немедленно вернуться на Асгард! — Авриль оглянулась, но они были теперь так далеко, что в лунном свете разглядеть берег острова оказалось уже невозможно.

— Авриль, я не повезу тебя назад, — сказал Хок тем же ласковым, но непреклонным тоном. Пройдя на корму, он взялся за руль и развернул корабль. Развернул на юг, в сторону, противоположную Асгарду. — Отсюда до Антверпена два дня ходу и два дня обратно. Я успею вернуться до истечения рокового срока.

Сердце Авриль заколотилось, словно птица в клетке.

— Что ты сказал? — воскликнула она, потрясенная. Потом вскочила на ноги и подошла к Хоку.

— Я отвезу тебя домой. — Он прямо посмотрел ей в глаза. — Я отпускаю тебя, Авриль, не могу больше держать тебя на Асгарде насильно. Ты рождена свободной, так же, как и твоя дочь, и я не хочу быть виновником вашей разлуки.

В душе Авриль одновременно всколыхнулось множество разных чувств. Удивление, недоверие, горькое сожаление бушевали в ней. Он отпускает ее! Делает то, чего она добивалась от него с самого начала.

Почему же она чувствует себя такой несчастной, почему ей так больно?

— Но почему именно сейчас? Хок, ты же сказал, что никогда… Ты ведь нарушаешь этим ваши законы!

— Ты значишь для меня больше, чем законы, маленькая моя валькирия, — надтреснутым голосом ответил Хок. — Я уверен, что ты не выдашь нашей тайны.

Всхлипнув, Авриль обхватила его и прижалась к его груди. Её сердце рвалось на части.

Обняв Авриль за плечи, Хок сказал тихим шепотом, почти неслышным в шуме ветра:

— К тому же я уже нарушил гораздо более серьезный закон. Вернувшись на Асгард, я буду обязан признаться перед советом старейшин, что убил Торолфа… — запнулся он, — и заплатить за это.

Авриль подняла на него встревоженный взгляд:

— Но ты выполнял свой долг. Рисковал жизнью, чтобы не дать ему увести твой корабль и покинуть остров. Это твой долг! Ты боролся за свою жизнь. У тебя не было выбора…

— Когда я бросился на него, Авриль, я не думал о долге. И то, что сделал Торолф, не оправдывает того, что сделал я. Я убил его! Я нарушил нашу самую священную заповедь.

Авриль почувствовала, будто холодный стальной клинок вонзился ей в сердце:

— Что сделают старейшины?

— Не знаю. За всю мою жизнь ни один иннфодт еще не убивал другого.

Авриль уткнулась лицом ему в грудь, не в силах произнести ни слова. Мысль о том, как сильно он страдает, была для нее невыносима. Он прижал ее к себе одной рукой, другой продолжал править рулем.

— Ты замерзла, — нежно сказал он. — Там, в центре палубы, под полом, у меня есть плащ и другая одежда. А также съестные припасы и пресная вода.

Авриль молча прошла туда, куда он указал, нашла чуть выступавшую над полом доску, подняла ее и увидела маленький трюм; Хок всегда держал корабль наготове для своих разведывательных вылазок. Она достала теплый плащ на меховой подкладке, бутыль с водой и мазь. Все еще дрожа от холодного ветра, вернулась на корму, смазала его рану. Там, в райском климате Асгарда, трудно было помнить, что за его пределами холодная осень.

Снова забинтовав руку Хока, Авриль хотела набросить плащ ему на плечи, но он решительно отстранил ее руки и сам нежно укутал ее плащом. Авриль обессиленно села у его ног. Ей казалось, что она уже никогда в жизни не согреется. Хок продолжал вести корабль на юг.

Рассвет занимался на востоке, обозначив серую линию горизонта.

Ей следовало бы петь от счастья. Ведь она наконец-то возвращалась домой, к Жизели!

Но внутри у нее все болезненно сжималось и дрожало, словно она вот-вот должна была рассыпаться на куски. Авриль протянула руку и коснулась ладони Хока:

— Я не хочу оставлять тебя.

— Знаю, — тихо ответил он, сжимая ее пальцы. — А я не хочу, чтобы ты уезжала. Но так нужно. Какое-то время они молчали.

— Помни: ты никогда никому не должна рассказывать, где была, Авриль, никому ни слова об Асгарде. — Авриль заплакала.

— И я… — У Хока перехватило горло. Когда он заговорил снова, голос звучал хрипло и сдавленно. — Я хочу, чтобы та еще кое-что пообещала мне. — Он потянул ее за руку, Авриль встала.

Она старалась казаться храброй и сильной, но у нее ничего не получалось:

— Я пообещаю тебе все, о чем ты попросишь.

— Тогда найди себе любящего мужа, который будет тебя беречь, холить, и лелеять и подарит много детей, которых ты будешь любить.

Авриль подняла на него взор, затуманенный слезами.

— Но мой муж — ты, — прошептала она. — Ты, Хок Вэлбренд, мой муж.

Хок закрыл глаза, сжал зубы так, что вокруг рта обозначились глубокие морщины, и опустил голову. Авриль протянула руку, притронулась к его щеке и ощутила под пальцами влагу.

— Это не должно было случиться, маленькая моя валькирия, — сказал он, проклиная злую судьбу. — Но боги оказались слишком жестоки.

Авриль протестующе затрясла головой, она не могла в это поверить.