Он нахмурился еще сильнее.

— О чем ты говоришь?

— Поверь мне на слово, ладно?

Это не Терри — Терри мертва. Это не Эллиот — если бы убийцей был он, то мертва была бы я сама, мы достаточно долго находились с ним наедине. Остаются Эйприл и Гордан… и Эйприл не знакома с концепцией смерти, но зато не могла убить Питера.

Тут у нас проблема.

— Хорошо, — встревоженно ответил Эллиот и поспешно вышел в коридор.

— Ему там будет безопасно? — спросил Тибальт. Интерес в его голосе был чисто академический: Тибальту при любом исходе было все равно, и он не утруждался делать вид, что это не так.

— Эйприл в оффлайне, а Гордан занята, — сказала я. — Может, это последний раз, когда он в безопасности. — Я взглянула на Тибальта. — Я так понимаю, ты планируешь пойти вместе со мной.

Он чуть заметно улыбнулся.

— Можно подумать, я тебе позволю рисковать жизнью и здоровьем в одиночестве.

— И в самом деле, — согласилась я. — Нам в эту сторону.

Когда мы дошли до двери подвала, уже почти наступил рассвет. Я решила не рисковать спускаться по ступенькам. Могу успеть, а могу оказаться на полпути, когда взойдет солнце. Перспектива свернуть шею из-за собственной тупости, оттого что я решила поиграть с рассветом в догонялки, меня не привлекала. Закрыв глаза, я прислонилась к стене и принялась ждать. Тибальт положил руку мне на плечи. Я дернулась от неожиданности, но глаз не открыла. Рассвет всегда заканчивается. Одна из его немногих положительных сторон.

Если бы мне до этого не удалось поспать, силы восходящего солнца хватило бы, чтобы сбить меня с ног. А так разве что головная боль, когда давление спало, вернулась с новой силой. Меня подташнивало, и я порадовалась, что еще не завтракала. Тибальт все это время держал руку у меня на плечах, помогая стоять устойчиво. Когда рассвет прошел, я открыла глаза и взглядом поблагодарила его. Он отвернулся с непроницаемым выражением лица.

Действительно. На какой-то момент я позабыла, что мы не друзья. Я отлепилась от стены и начала спускаться в ставший моргом подвал.

Там произошло одно маленькое, но важное изменение. Если бы я не была знакома с содержимым подвала во всех подробностях, то могла бы его и не заметить — но оно произошло и, подобно колодцу в пустыне, настолько выбивалось из привычной картины, что проглядеть оказалось невозможно.

На месте Терри лежал Алекс.

Тибальт резко втянул воздух. Видимо, когда я говорила, что что-нибудь может случиться, он мне не поверил. Ну и сам виноват.

— Джекпот, — произнесла я, довольно улыбаясь.

Выглядел Алекс, подобно всем остальным, как будто вот-вот откроет глаза и спросит, что он делает в подвале. Но если знать, на что смотреть, было одно огромное отличие: проколы на запястьях и горле исчезли. Восход солнца вызвал трансформацию тела и попутно излечил его.

— Но как такое может…

— Два человека, одно убийство, — ответила я, прижимая ухо к груди Алекса. Сердце не билось. Я не особо рассчитывала, что рассвет его оживит — слишком легко бы все получилось — но все-таки надеялась. — Кровь Алекса еще жива. Поэтому он изменился, когда встало солнце. Теперь нужно сообразить, как разбудить его полностью.

Тибальт зарычал, и стены подвала зарезонировали.

— Почему просто не оставить его гнить?

— Есть такое искушение. Но мне необходимо с ним поговорить. К тому же, фейри не разлагаются.

Рассвет исцелил Алекса, и теперь его тело было невредимо и готово функционировать. Нужно было только понять, чем его встряхнуть, чтобы оно завелось.

Начинать нужно было с крови. Все начинается с крови. Я достала из-за пояса нож, повернула руку Алекса ладонью вверх и сделала неглубокий надрез на запястье. Крови выступило очень мало. Наверное, когда сердце остановилось, она вся осталась в венах. Ничего страшного, справлюсь.

Я наклонилась, прижала губы к порезу и сделала глоток.

Вперед по коридору быстро теперь быстро бежать безопасное место найти Тоби найти Эллиота найти хоть кого-нибудь нет не сейчас не меня нет я не хочу умирать вот так не могу не буду бежать спастись беж…

Вскрикнув, я выдернула себя из воспоминаний и, сделав на трясущихся ногах шаг назад, врезалась в Тибальта. Он легко поймал меня и удивленно спросил:

— Октобер?

— Слишком близко, — выговорила я, пытаясь отдышаться. — Воспоминание начинается слишком близко к смерти. Я не могу увидеть того, кто ее убил.

— Тогда найди другой способ, — сказал он и поставил меня на ноги.

— Ты считаешь, что я смогу? — задумчиво спросила я.

Он с легкой улыбкой заправил мне за ухо прядь волос.

— Уверен. Вот так тебе идет больше, чем твоя глупая маскировка.

— О.

Я, растерянно моргая, смотрела на него, такое ощущение, что целую вечность, прежде чем заставила себя отвести взгляд и взяться за нож.

— Кровь помнит себя. Среди мертвых Алекса держит только инерция. — Я угрюмо улыбнулась, потом произнесла: — Чувствую, я об этом пожалею.

— Что ты хочешь сделать?

— Не уверена. А теперь помолчи.

Он замолчал.

Магия крови основана наполовину на интуиции, наполовину на необходимости. Чтобы облегчить процесс, существуют ритуалы и шаблоны, но в итоге все сводится к интуиции и необходимости. Мне приходилось брать уроки цветочной магии, водяной магии, мне приходилось учиться ткать иллюзии и накладывать заклинания на предметы. Но магия крови… магия крови просто диктовала мне, что необходимо сделать, и я это делала. Единственное, что досталось мне без упорного труда, хотя тоже не легко.

Моя мать с помощью нескольких капель крови и вдохновенной мольбы способна заставить камень петь. Мне ничего столь впечатляющего сейчас было не нужно. Всего лишь маленькое воскрешение из мертвых.

Я осторожно проделала на своем левом запястье крестообразный надрез, достаточно глубокий, чтобы пошла кровь, но чтобы опасности для жизни он не представлял. В запахе травы и меди, в потрескивании воздуха заклинание, еще недооформленное, начало петь. Хорошо. Выступившая из порезов кровь потекла по руке. Запах меди стал резче, почти забив собой траву.

Я сосредоточенно и осторожно положила нож и повернулась к Алексу, наклонив руку так, чтобы кровь стекала с пальцев. Бинт на ладони сразу стал ярко-красным. Я не стала обращать внимания, сейчас это было не важно. Все шло как надо. Даже боль была не важна. Значение имело только то, что кровь подсказывала мне, что делать дальше.