Едва я почувствовала ее на языке, как поняла, что кровь жива. А потом я перестала видеть. Зрение заслонили воспоминания Джен, и я уже не помнила ничего вне того, о чем мне рассказывала кровь.

Аварийная сигнализация в серверной; нужно проверить, у нас и так хватает проблем. Света нет. Это плохо. Не вижу в темноте, никогда не умела, чертово зрение, чертовы очки. Придется на ощупь, найти выключатель, где тут выключатель…

Боль боль боль, она обжигает, боль везде, почему рубашка мокрая? Протягиваю руку, чувствую воткнутое в грудь лезвие — пожарный топор из коридора? Почему в моей груди пожарный топор? Я… ох… Ох, понятно. Наверное, я должна огорчиться? Или расплакаться? Больно. Ужасно больно. Но я чувствую только растерянность. Почему это происходит…

— Тоби? — сквозь воспоминания Джен прорезался голос Квентина.

— Тихо, — сказала я и, еще раз сглотнув, зажмурилась. Кое-что жизненно важное я уже выяснила: это был «кто-то», а не «что-то». Монстры не используют пожарные топоры. Видение на миг исказилось из-за внешнего вмешательства, потом вернулось снова.

…здесь? Я хватаюсь за топорище и тяну, пытаясь освободиться. Я не хочу умереть вот так, я не хочу умереть, не получив ответа…

Что-то позади меня, слишком быстрое, не разглядеть (в помещении слишком темно, слишком темно, чтобы разглядеть), выхватывает топор у меня из рук. Повернуться и бежать, бежать бежать бежать, слишком поздно, сталь врезается в плоть, плечо — в стену, найти опору, собраться, как сильно льется кровь. Больно, но я зла, страшно зла — как смеют они поднимать руку на моих друзей, мою семью, мой мир. Я ловлю лезвие, и нападающий вскрикивает — это человек; человек, а не монстр, не вижу, кто это, я не вижу…

Лезвие выходит из тела. Я кричу — зло, беспомощно — и топор бьет снова и снова, и становится трудно дышать. Не вижу. Не чувствую ничего, кроме крови. Заставить воздух проходить в легкие и обратно. «За что?»

Нет ответа. Топор наносит еще один удар, и появляется новое ощущение, холод…

На этом память крови заканчивалась, и я могла только предположить, что после этого Джен умерла, а то «новое ощущение», холод, как раз и вытягивало жизнь из крови, которая оставалась в теле. Я встряхнулась и сделала резкий вдох, возвращаясь в реальность.

— Она сражалась, — сказала я, понимая, что голос мой звучит очень заторможенно.

— Тоби?

— Все в порядке, Квентин. Со мной все нормально. Просто… — Я взглянула на свои покрытые кровью пальцы и передернулась. — Я нашла кусочек того, что мы ищем.

— Она видела убийцу?

— Нет. Джен, если помнишь, носила очки. — Я позволила себе горькую усмешку. — Она не обладала ночным зрением.

Квентин разочарованно вздохнул.

— У нее хотя бы был шанс дать отпор. Это больше, чем у остальных бедняг. — Я вытерла ладонь о джинсы — штанины уже так испачканы в крови, что разницы не будет — и направилась к двери. — Идем. Нам нужно действовать.

— Что будем делать? — спросил Квентин, выходя вслед за мной.

— Первым делом перенесем ее в подвал. Хочу, чтобы все тела были в одном месте.

— А потом?

— Ну, потом найдем остальных, а я позвоню Сильвестру. — Я угрюмо улыбнулась. — Хватит с нас уже попыток избежать дипломатических инцидентов, как думаешь?

На этот раз пришлось ждать пять гудков, прежде чем на другом конце подняли трубку — это снова оказался запыхавшийся, встревоженный Сильвестр.

— Алло? Кто это? — чуть ли не с ужасом произнес он.

— Сильвестр? — спросила я после паузы.

— Тоби! Дуб и ясень, Октобер, почему ты не звонила? Мы ждем и ждем. В твоем отеле говорят, что оставленные у них сообщения ты тоже не получила, потому что не появлялась там. Что происходит? Где ты?

— Что… о чем вы говорите? Вы знаете, где я! Вы сами сказали, чтобы мы здесь оставались.

Он ответил с обидой, более того, с испугом:

— Ничего подобного я не делал! Тибальт посетил нас и рассказал, что ты боишься, что телефонные линии испорчены намеренно, и с тех пор я ждал здесь. Если не я, то здесь находился либо Этьен, либо Гарм. Даже Луна дежурила. Ты не звонила.

Ох, святые яйца Оберона. Сжав зубы, я произнесла:

— Проблемы с телефонами, возможно, не только в отключенных линиях.

— Что ты хочешь сказать?

— Что я звонила вам сразу после того, как сюда приехал Коннор, и вы сказали, чтобы мы все тут оставались.

Сильвестр помолчал, затем сказал:

— И это значит?..

— Угу. Коннор и Квентин до сих пор со мной.

— Ох. Октобер, это плохо.

Я покосилась через плечо на мальчиков. Квентин опирался об автомат с газировкой, Коннор готовил себе чай. Я всегда с подозрением относилась к мужчинам, не пьющим кофе. Чай — такой неэффективный способ закачивать в себя кофеин.

— Да, — согласилась я. — Абсолютно ничего хорошего.

Видимо, что-то в моем тоне выдало, как серьезно все обернулось, потому что Сильвестр, помолчав, спросил:

— Ты ранена?

— Немножко. Ничего такого, с чем я не справлюсь.

Голова у меня пульсировала от боли, рука по ощущениям была похожа на гамбургер, а порезы на лице только-только начали покрываться коркой. О да, я в отличной форме.

? А Квентин?

— Поцарапан, но в целом в порядке. У нас была небольшая авария с машиной. — Технически я не врала: мы были уже снаружи, когда машина взорвалась. — Коннор прибыл уже после этого, с ним тоже все в порядке.

Сильвестр снова помолчал, а потом спросил тихо:

— Но не со всеми все хорошо, верно? Я слышу по твоему голосу.

— Дженэри. — Закрыть глаза, прижаться лбом к прохладному металлу таксофона. — Она мертва.

— Ох.

В этом единственном крошечном слоге прозвучало море боли — вся скорбь, на которую у Сильвестра пока не было времени.

— Как?

— Мы пока не уверены. Она умерла не так, как остальные. Ее смерть была более… — я заколебалась, не в состоянии выговорить «жестокой». Не сейчас, когда я слышала, что Сильвестр уже плачет, — …более незапланированной. Или она оказалась случайной жертвой, или отношение к ней было более личное, чем к остальным. Я пока не знаю.

— Понимаю. — Сильвестр надолго замолчал. Я не вешала трубку и ждала. Наконец он произнес: — Если она мертва, то намерения Риордан больше не имеют особого значения. Сможете остаться в живых, пока я не приеду?