Пушкин применяет здесь даже славянский синтаксис: гад морских (вместо гадов), мудрыя змеи (вместо мудрой), внял содроганье (вместо содроганью), а также славянское ударение лбзы.

Таким образом, древнеболгарский слой в русском языке живет до сих пор. Его нельзя называть заимствованным, это скорее слияние болгарской струи с потоком русского языка.

Мы, со своей стороны, не остались в долгу перед Востоком и перед Западом.

Множество русских слов издавна вошло и продолжает входить в татарский, узбекский, грузинский и другие языки.

Очень много древних славянских, а тем более новых заимствований из русского языка имеется в финских и балтийских (литовском, латышском), а также во всех других славянских. Много славянских слов заимствовано венгерским, новогреческим и румынским. Знаменательно, что еще на самой заре истории славянства славянский язык уже играл значительную роль.

Готский историк Иордан, описывая на латинском языке погребение знаменитого гуннского хана Аттилы (в 453 году), упоминает о похоронном пиршестве на кургане и сообщает при этом, что называется оно у гуннов страва. Но это слово — славянское! Это очень знаменательно. Страва — название не какой-нибудь безразличной вещи, как бы полезна она ни была, — как блюдо, меч, лучший вид хлеба или процент с денег, отданных в рост. Похоронный обряд — дело священное, связанное с целым кругом религиозных идей, крепко и издревле коренящихся в быту. Если гунны его заимствовали и использовали даже при погребении своего верховного хана, то это определенно говорит о культурном преобладании славян, входивших в состав дружин Аттилы. Возможно, впрочем, что наблюдатель только пользовался помощью славянина-переводчика.

Это слово страва — древнейшее славянское слово, засвидетельствованное исторически. Занесенное гуннским нашествием далеко на Запад, оно известно нам только потому, что ученому готу, случайно оказавшемуся при погребении гуннского хана, вздумалось занести его в свои записи. Но тем более многозначительно свидетельство этого случайного, единичного слова-валуна, оторвавшегося от древней славянской культуры.

Византийский император Константин Багрянородный (в середине X века), говоря о договорах с венграми и печенегами и советуя брать с них при этом клятву «по их обрядам», употребляет славянское слово закон без всякого пояснения. Очевидно, это слово было достаточно известно в Византии и употреблялось вообще в смысле обычай, обряд варваров. Слово это, конечно, было необходимо грекам в сношениях их с соседними народами и, по-видимому, усвоено было и неславянскими народностями, соседившими с Византией. Случайное упоминание византийским императором нашего слова поэтому тем более важно.

Вероятно, и много других таких славянских, международных слов было в ходу от Альп и до Кавказа. Говоря о венграх, Константин, сообщает, что они управляются «не князьями», а воеводами, — опять славянское слово!

Древняя армянская хроника, восходящая к VIII веку, употребляет русское слово сало, очевидно, имея в виду свиное сало. На Кавказе, надо думать, этот продукт в такой форме не производился.

Славянским словом Угол назывался официально в Византии район между низовьями Дуная и Днестра, занятый славянами.

Так же случайно дошедший до нашего времени средневековый список половецких слов (всего десятка два) заключает между прочим наше слово изба. Это случайное свидетельство, но можно думать, что это далеко не единственное слово, заимствованное половцами у нас.

Константин Багрянородный сохранил нам и старое русское слово полюдье — объезд князем с дружиной подвластных городов и племен для сбора дани. Это одно из древнейших русских слов, сохраненных историей.

Еще ценнее, что Константин перечисляет названия главных днепровских порогов: Несупи (Не спи!), Островень прах (островной порог), Неясыть (ненасытный), Вулны прах (волновой порог), Вьручий (кипучий — так же названа река Овручь), Напрези (Напрягись!) — сравните с Несупи (Не спи!).

Замечательно, прежде всего, что эти названия, которым не менее тысячи лет, до сих пор довольно понятны русскому человеку — для англичанина и француза было бы почти невозможно понять запись произношения IX–X веков.

Форма прах, которую передает здесь Константин (а не русское порог), показывает, что осведомитель императора говорил на болгарском языке, хорошо известном в то время в Византии: болгарский царь Петр был женат на византийской царевне.

Ряд немаловажных заимствований из славянского имеется и в германском. Готы заимствовали у нас слово плясать. Это не значит, конечно, что они до того не знали пляски. Но они заимствовали от нас какие-то другие, очевидно более развитые формы танца. Позднее «славянский плясун» был нередкой и даже типичной фигурой в Византии и на Западе — очевидно, славяне отличались этим искусством.

Но пляски, конечно, сопровождались и музыкой, и песней. Арабские и византийские писатели говорят о существовании у славян музыкальных инструментов. Рог, гусли, дуда, свирель, пищаль (флейта), скрипка, бубен — общеславянские слова.

Византийский историк рассказывает, что в 591 году к императору привели трех славян «с берегов Северного моря», не имевших при себе никакого оружия, «потому что не умеют им владеть, так как племя их живет в мире и согласии», но с гуслями. Это были, значит, славянские певцы. Оказалось, что они были посланы аварским ханом (вассалами которого были славяне в VI–VIII веках) к императору с подарками и предложением союза против германцев. Этот случай показывает, что славянские певцы пользовались большим уважением даже в аварской орде.

Из более поздних славянских заимствований в германских языках отметим тулуп в шведском и ряд слов в старонемецком, прежде всего относящихся к упряжке: бич, кнут, хомут, седло, стремя. Славяне, соседившие с кочевниками-коневодами южных степей и Поволжья, естественно, имели более богатый конюший инвентарь.

Возможно даже, что германское Ross (конь) означает буквально российский; откуда и старо-Французское росс (кляча) и далее в испанском Росинант (конь Дон-Кихота). Вспомним схожий случай, когда немецкое мерин означало буквально моравский, — славянская Моравия (на Дунае), отчасти завоеванная венграми-коневодами в конце IX века, переняла от них коневодческую технику.

И в более позднее время немцы заимствовали от славян дрожки и коляску (это слово перешло и во французский язык).

Отметим еще и названия оружия, заимствованные в германские языки из славянского: стрела, клинок. Одно из ранних названий пушки — гаубица — заимствовано немцами из чешского; отсюда и французское обю (obus) со значением (артиллерийский) снаряд. Первоначально так называлась метательная машина, бросавшая камни.

Гаубицей называлось орудие, созданное чехами во время национальной войны в XV веке. Предательская казнь (сожжением на костре) чешского реформатора, борца против римской церкви, Яна Гуса (в 1413 году) подняла всю Чехию на восстание против зависимости от германского императора. Во главе его стал замечательный вождь и полководец Ян Жижка, не раз победоносно отражавший наступление германских войск. Он-то и является создателем полевой артиллерии.

Славянского происхождения оказывается и такое важное слово в немецком языке, как гренце (Grenze) — это наше граница. Славянская граница Германской империи, тянувшаяся от Балтийского моря до Дуная, представляла, очевидно, самый опасный, а потому и крепкий предел немецкой экспансии на восток.

Заимствовали еще немцы от нас слова бекеша, крупа, сметана, творог (что характерно для славянского сельского быта), огурец, хрен, блин, юха (уха), вильчура, дудить, а также печать, важное слово в административном словаре.