Греко-египетская техника уже знала выплавку металлов и производство всевозможных сплавов. Не понимая происходивших при этом процессов окисления, соединения и разложения, алхимики воображали, что возможно любой металл превратить в другой, — нужно только составить специальное вещество, способное производить такое действие. Конечно, последней целью алхимии было превращение простых металлов в золото.

Это искомое вещество арабы назвали эликсир — от греческого ксерос (сухой), или алкоголь, так как представляли себе его тончайшим, чистейшим порошком.

Оба этих арабских слова перешли вместе с алхимией в Европу. Наряду с ними возникло еще одно название для этого чудотворного вещества — «философский камень».

В поисках философского камня алхимики перепробовали множество всевозможных минералов и органических продуктов и выработали целую систему последовательных ступеней по превращению вещества. Этому способствовало открытие перегонки (возгонки) веществ, посредством которой казалось возможным получать все более и более «чистые» и «существенные» вещества — эссенции: эссенция — это сущность: от латинского глагола эссэ (существовать, быть). В этой системе алкоголь и эликсир заняли свое место. Эликсир, оттесненный алкоголем, как высшей эссенцией, стал по преимуществу означать снадобье другого рода, бывшего также важнейшей целью исканий алхимиков, — напиток, сохраняющий жизнь и возвращающий молодость, как «живая вода» наших сказок — «эликсир жизни», как в легенде о Фаусте.

Высшая ступень перегонки — квинтэссенция (квинта по-латыни пятая) и получила название алкоголь. Но эссенции эти мыслились теперь жидкостями. Этому способствовало и то обстоятельство, что именно жидкий металл — ртуть — обладает способностью составлять холодный сплав с другими металлами, в частности, с золотом, такой сплав называется амальгамой; амальгама — тоже арабское слово. Жидкостями были и очень сильные кислоты. Наконец, почти всякое твердое вещество можно было превратить в жидкое вещество путем плавления или растворения и очистить и сконцентрировать его таким способом. Самая перегонка называлась сублимацией, «возвышением» — от латинского сублимис (высокий), — отсюда наше сулема. Таким образом эликсир и алкоголь превратились из порошков в жидкости.

Получение винной эссенции было большим достижением средневековой науки, и на нее и перешел по преимуществу термин алкоголь. Извлечение опьяняющей основы вина, которая оказалась прозрачной, летучей, легко воспламеняющейся жидкостью с большой растворяющей способностью и не замерзающей даже при сильных морозах, произвело большое впечатление. Ведь это был самый «дух вина»: по-латыни спиритус вини — отсюда русское старинное спиртус, теперь спирт. По-французски до сих пор винный спирт называется эспри-де-вэн (esprit-de-vin), что буквально дух вина.

По мере того как алхимия в тщетных стараниях получить «философский камень» и «жизненный эликсир» путем смешения, сплавления, растворения, возгонки всевозможных веществ накопляла опыт и становилась настоящей наукой — химией, блекли и ее фантастические представления. И алхимические таинственные термины спускались с туманных высот воображения. «Дух вина» становится просто спиртом. Эликсир — сначала скромной лечебной «смесью», микстурой, потом косметическим средством (эликсир красоты), сохраняя, впрочем, и по сей день иронический оттенок «чудодейственного», шарлатанского снадобья. Слово алкоголь стало означать отвлеченное содержание спирта в напитках.

Но еще английский поэт Кольридж, современник Пушкина, применяет для характеристики человека выражение «алкоголь эгоизма», употребляя алкоголь — переносно — в средневековом смысле чистейшая суть. А квинтэссенция до сих пор сохранила это значение.

Верблюды останавливаются один за другим, устало сгибают сначала передние, потом задние ноги, опускаются на колени и медленно ложатся на землю. Они лежат в позе, в которой изображен верблюд у подножья памятника знаменитому путешественнику Пржевальскому в Александровском саду в Петербурге.

Всадники спешиваются, поят верблюдов, засыпают им корм, наполняют выпитые за дорогу бурдюки свежей водой из источника и только после этого садятся сами отдыхать и есть. Какое наслаждение после долгого пути под палящим солнцем пустыни и сухим ветром, бьющим в лицо раскаленным песком, оказаться, наконец, к ночи под свежей тенью пальм и кустарников, у студеного источника в оазисе!

Такая стоянка называлась по-арабски аль-ма-нах, буквально (место) где сгибают колени — подразумеваются верблюды.

Человек невольно переносил свои отношения и поступки на природу, представлял ее себе живой, одушевленной, как он сам. Солнце, луна, планеты, созвездия движутся по небу, совершая определенный путь, как караваны в пустыне.

Мы говорим до сих пор о летнем и зимнем солнцестоянии — это дни, когда солнце встает и садится в тех же точках горизонта; потом эти точки начинают с каждым днем перемещаться, как будто солнце после отдыха опять прокладывает себе по небу ежедневно новый путь.

Планеты, сделав петлю, также как будто останавливаются между звездами, а затем опять продолжают прямой видимый путь; планета значит по-гречески буквально бродяга, странник.

Эти «стоянки» небесных светил связывались со сменой времен года, наступлением периода дождей, ветров, сроков прорастания, цветения и созревания злаков и плодов и служили поэтому для определения по ним сроков земледельческих работ, периодов пастушеских занятий. Для земледельца и пастуха весь обиход жизни строился по этому круговороту природы, по этим годовым часам, циферблатом которых является небо. Это извечный, мировой календарь.

Из наблюдений пастушеских народов за жизнью неба возникает астрономия — уже в глубокой древности, в Египте, в Вавилоне, в Китае. И как это ни удивительно, древний человек знал жизнь неба гораздо лучше, чем нынешний городской житель, который часто не только не знает, когда бывает равноденствие или когда наступит ближайшее новолуние, но даже не умеет найти важнейшие созвездия, а то и ориентироваться, где север, а где юг.

Поэтому нетрудно понять, как «стоянка» небесных светил, а затем весь маршрут планет и созвездий, определяющий течение года, могли получить в арабском языке название альманах. Так это слово пришло к значению календарь.

В этом значении календаря слово альманах вошло во все европейские языки, начиная с испанского и итальянского, которые заимствовали его непосредственно из арабского. Так назывались с XI века календари, снабженные таблицами фаз луны и движения планет, датами равноденствий, восхода и захода солнца и луны, планет и созвездий. Нередко в них помещались и предсказания на будущий год.

Потомки этого типа альманаха — справочного ежегодника — живут до сих пор. Наиболее старые и почтенные из них — «Морской альманах» английского адмиралтейства, издающийся с 1714 года, и «Астрономический альманах» Парижской обсерватории.

Наряду с этими специальными ежегодниками-справочниками очень распространены были и календари для семейного чтения — более разнообразного содержания, так что они могли служить своего рода краткой энциклопедией. Нередко это была единственная книга, которая поступала в дом за весь год, и ее читали и перечитывали по много раз.

В этих альманахах наряду с обычными справочными сведениями на новый год давались и хозяйственные советы, и описания замечательных событий и явлений природы, и рассказы о знаменитых людях и любопытных происшествиях. Некоторые альманахи подобного типа издавались год за годом десятки лет. Во время французской революции 1789–1794 годов каждая политическая партия вы-пускала свой альманах: «Альманах честных людей», «Альманах санкюлотов», «Альманах дяди Жерара» и много других.

В XIX веке стали издаваться альманахи уже и не календарного типа, а просто литературные сборники, выходившие ежегодно. Таковы были, например, известные альманахи: «Полярная звезда на 1825 год», которую издавал Рылеев; «Северные цветы», издававшиеся Дельвигом с 1827 по 1830 год при участии Пушкина, Вяземского и других поэтов.