Флинт удивленно изогнул бровь:

— Мне кажется, миссис Скотт, это против правил.

— Некоторые правила, мистер Маккензи, для того и писаны, чтобы их нарушать.

Ямочка на подбородке Гариет придавала ее улыбке особое очарование, и это, к глубокому огорчению Флинта, явно подогревало его желание. Нужно избавляться от этой соблазнительницы — и чем скорее, тем лучше. Он зажал ключ в кулаке.

— Номер шесть в конце коридора?

Гарнет кивнула, и Флинт направился к лестнице.

В комнате царил полумрак. Только полоска лунного света очерчивала темный контур кровати в углу. Несколько секунд Флинт стоял, прислонившись спиной к стене, давая глазам привыкнуть к темноте. А потом почувствовал аромат роз. Ее аромат.

Словно притягиваемый магнитом, он шагнул к кровати и поднял сброшенный Гарнет лифчик, поднес к носу, зарылся лицом в тончайшую ткань. И тут же, проклиная себя за глупость, бросился к окну, распахнул створку и долго смотрел на пустынную улицу. Где-то далеко в тишине ночи часы пробили полночь. Испытывая отвращение к самому себе, Флинт вернулся к кровати, снял пояс с револьвером, повесил его на спинку. Потом стащил сапоги и рубашку, зевнул и растянулся на матрасе.

После того как Флинт ушел из холла, Гарнет поняла, что не сможет долго на него сердиться. Хотя, Бог свидетель, поводов для этого он давал немало. Самый несносный человек, которого она только знала. Ни с кем не умел ладить.

Но в его присутствии Гарнет ощущала себя в безопасности и была уверена, что Флинт вытащит ее из любой передряги. Ни с одним из своих мужей она не испытывала такого чувства. Он был искренен и даже простоват, но благороден и прямолинеен и, несмотря ни на что, жил по законам чести. Одного этого было достаточно, чтобы уважать мужчину и доверять ему.

Однако существовало нечто более глубокое и осязаемое, чем обычное уважение и уверенность, что Флинт — ее судьба. Да будь он хоть самым последним на западе проходимцем, это нечто никуда бы не исчезло: его мужское начало притягивало ее женскую сущность. Он ее очаровывал, его стройное тело будоражило ее кровь, а поцелуй разжег страсть.

Почему бы, думала Гарнет, не броситься навстречу этому влечению? К чему лгать? Притворяться, что он ее не привлекает. Что поцелуй не всколыхнул чувства, которые закипали от каждого прикосновения, мимолетного взгляда его манящих сапфировых глаз.

И как бы Флинт ни скрывал, Гарнет знала, что он желает ее так же сильно. Ее женское чутье безошибочно это угадывало. И даже сейчас он лежит наверху, томимый желанием. От этой мысли глаза Гарнет закрылись сами собой.

Но есть способ заставить Флинта желать ее еще сильнее.

— Прошу прощения, мистер Клоски, за то, что покидаю доверенный мне пост, — пробормотала она. — Этому пустому холлу придется до утра побыть без меня. — Она посмотрела на лестницу. — Есть места, где я нужнее, чем здесь.

Когда пробило час, Флинт оставил тщетные попытки уснуть. Сел, взбил за спиной подушки и мрачно уставился в темноту. Он клял себя на чем свет стоит. Что с ним, в конце концов, происходит? Давно надо было подобрать какую-нибудь шлюху и выбросить из головы рыжеволосую чертовку.

Раздался скрип. Флинт молниеносно повернул голову к двери и одновременно потянулся к «кольту». Он ждал: неужели Бодин и Мур решили все-таки вернуться? Дверь медленно отворилась, и он увидел в проеме знакомую фигуру.

— Верный способ оказаться застреленной. Вы так ничему и не научились, вдовушка Скотт?

В комнате было темно, но Гарнет ощутила на себе взгляд Флинта. Она прислонилась к притолоке, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. И наконец увидела его. Флинт сидел на кровати. Лунный свет серебрил обнаженные плечи и грудь, но лицо оставалось в тени. Он протянул руку к лампе.

— Не зажигайте, — попросила Гарнет.

Она вся дрожала и про себя молила об одном: только бы сохранить хладнокровие. Ноги так подкашивались, что хотелось сесть. Она сбросила ботинки и сделала шаг к кровати. Пальцы так онемели, что никак не могли расстегнуть блузку.

— Разве я неясно выразился внизу? — начал Флинт. — Из каких только переплетов я вас не вытаскивал! Довольно. Если вы снимете блузку, обратной дороги не будет.

— А я, помнится, говорила, что способна позаботиться о себе сама. — Гарнет сбросила блузку и откинула ее в сторону.

— Это вы называете заботой о себе? Да вы глупее вынюхивающей скунса домашней кошки. Сами не понимаете, в какую готовы вляпаться неприятность.

— Так отчего же вам прямо об этом не сказать? — Она освободила завязку на юбке, та упала к ее ногам, Гарнет перешагнула через лежащую ворохом одежду и еще приблизилась к кровати. Теперь на ней оставались только лифчик и панталоны.

— Я все уже говорил. Что, не помните? Я не юный Бобби Джо и не старикан Фредди. Никакие семейные штучки-дрючки со мной не пройдут. Настанет утро — только меня здесь и видели.

— Говорили. — Гарнет наклонилась и скатала с ноги чулок, потом проделала то же с другим и, перебросив через спинку кровати, подошла еще ближе.

— Черт возьми, дамочка. Я дурака не валяю. Как сказал, так и будет.

— Понятно. Но я хочу всего лишь воспользоваться случаем. — Нагота ее никогда не смущала, и она без колебаний сбросила остальную одежду.

Теперь она стояла перед Флинтом совершенно обнаженная и лихорадочно думала, что делать дальше. Все случилось быстро, под влиянием порыва, но теперь ее уверенность в себе быстро таяла. А что, если все это было ошибкой? Что, если она не сможет его удовлетворить? Или хуже, если он просто над ней посмеется? Тогда она сгорит от стыда. Умрет от унижения.

— Волосы. Не забудь про волосы, вдовушка Скотт. — Его спокойствие обескураживало Гарнет. Она не владела собой.

А Флинт держал себя в руках.

Гарнет быстро расплела косу и расчесала пальцами локоны. Потом тряхнула головой. На миг рыжие кудри взвились золотистым облаком и легли на плечи. Она уронила руки и ждала, что он сделает дальше.

Объятый желанием, Флинт голодным взглядом окинул ее наготу. Однажды он уже видел ее голой при свете солнца. Но лунный луч делал зрелище несравненным. Изгибы тела подчеркивали таинственные тени, а рыжая копна волос казалась дикой, как у очаровательной ведьмы. Желание томило его — ни одну женщину на свете он не хотел так сильно, как Гарнет.

— По моим расчетам, вдовушка Скотт, до рассвета осталось часов пять. Так что не будем терять времени.

Она бросилась в его объятия. Их губы сомкнулись. В поцелуе Флинта не ощущалось ни капли нежности. Да в этом и не было нужды. С первой их встречи там, у костра, их потянуло друг к другу, и этот миг неминуемо приближался. Не было смысла подогревать ласками страсть — она закипела от одного прикосновения губ. На Гарнет нахлынуло удивительное чувство, которое пробирало ее до самых костей.

Флинт оттолкнул ее, расстегнул ремень на штанах из оленьей кожи, быстро стянул их вместе с нижним бельем и нетерпеливо отбросил в сторону. Потом снова лег и положил на себя Гарнет — ее груди прижались к монолиту его мускулистой груди. Женщина вытянулась, тесно приникла плоть к плоти, и Флинт запустил руки в ее пышные кудри.

— Но никаких условий, рыжая.

Гарнет подняла голову и посмотрела ему в глаза. Сиявшее в них желание еще больше распалило ее страсть.

— Для тебя никаких.

И движимая жаждой испить его всего, потянулась к губам. Флинт зажал ее ноги своими, подмял под себя. Гарнет почувствовала, как он возбужден, и судорожно вздохнула. Но его язык тут же скользнул ей в рот и подавил стон.

Она почти задохнулась, когда он оторвался от ее губ и дорожка поцелуев пробежала к груди. Язык, словно влажная терка, прошелся по сразу отвердевшим соскам, и один оказался у него во рту. Гарнет судорожно выгнулась и крепче прижалась к Флинту. Смущение прошло, руки свободно блуждали по его телу. И когда он возобновил поцелуй, женщина жадно раскрыла рот. На такую вершину чувственного возбуждения ей еще никогда не приходилось взлетать, и она сама себе удивлялась — желание принадлежать этому человеку заглушало здравый смысл. Наконец она перестала сдерживаться, позволяя рукам и губам наслаждаться его телом так же, как он наслаждался ею.