Берестяные грамоты не были узко новгородским явлением. Они широко употреблялись на Руси. Берестяные грамоты найдены в Смоленске, где работала экспедиция Московского университета под руководством Д. А. Авдусина. Экспедиция Г. П. Гроздилова обнаружила древние берестяные тексты в Пскове. С 1966 года экспедиция Института археологии ведет успешные раскопки в Старой Руссе. В 1980 году берестяную грамоту нашел при раскопках в белорусском городе Мстиславе археолог Л. В. Алексеев. В 1983 году первая находка была сделана в Твери.

Новгородские грамоты на бересте являются одним из самых замечательных открытий отечественной археологии XX столетия. Их называют и драгоценными свитками березовой коры, и самым поразительным чудом человеческого познания. В действительности они такими и являются.

А вот объявить их находку сенсацией поторопились. Сенсация — это то, что производит переворот в науке и выводит ее на более высокий уровень. Случилось ли это с наукой историей? Абсолютно нет! Тексты «драгоценных свитков березовой коры» подогнали под академическую версию, провели торжественный митинг, похлопали в ладоши. Собственно, научную сенсацию на этом объявили «закрытой», поскольку для академической версии она больше не представляет интереса. Дальнейшие тексты берестяных грамот признали считать выполняющими декоративную роль к уже имеющимся. Только вот с нашей точки зрения, грамоты на бересте — «самое поразительное чудо человеческого познания», своего слова еще не сказали.

Отличительной чертой берестяных грамот является их независимое происхождение. В официальных исторических текстах легко отыскиваются следы последующей корреляции и подгонки под «нужды политического момента». Ни одна историческая летопись не является беспристрастным, нейтральным изложением. Берестяные грамоты полностью лишены этого недостатка. Лингвист А. А. Зализняк так высказался на данную тему:

«Берестяные грамоты оказались прямой противоположностью. Это записки, касающиеся ровно той части древней жизни, которая всегда скрывалась официальной литературой, всегда считалась недостойной фиксации. Это простейшие записки внутри семьи или от хозяина дома к домочадцам, или к зависящим от него людям, которые живут на его усадьбе, или ремесленникам, которым он заказывает изготовить какие-то предметы или что-то продать, что-то купить. То есть обстоятельства текущей жизни являются главным содержанием этих писем. Кроме того, это обстоятельства семейной жизни, отношения между людьми, ссоры, угрозы, судебные дела и т. д. — все то, что занимало людей на уровне ежедневного существования, а не на уровне официально-праздничного бытия».

Поскольку темой нашего повествования является Господин Великий Новгород, то мы будем вести речь о новгородских берестяных грамотах. При необходимости мы вспомним о грамотах других городов и сразу оговорим это.

Главная тема, которой посвящено подавляющее большинство берестяных текстов XII века, — это… деньги. Деньги в разных формах их применения — при уплате долга, при покупке, уплате штрафа и продаже собственности.

Демьян приказывает своему адресату продать коня за любую предложенную сумму, запомнить, что он на этом потеряет, и внушить Кузьке, чтобы тот не потерял деньги, потому что Кузька человек ненадежный (№ 163). Прокша советует Нестору заплатить шесть гривен, а штраф не платить (№ 115). Автор грамоты 78 пишет: «Возьми у Тимошки, Воицина шурина, одиннадцать гривен за коня, а также сани, хомут, вожжи, оголовье и попону». Семко, который тогда же бывал или жил в Переяславле под Киевом, прослышав, что его адресат Кулотка продолжает числить за ним долг, о чем сказал Несде, сообщает, что долг этот выплачен компаньону Кулотки — Лазовку, когда они были в Переяславле (№ 105). Автора грамоты № 160 Василия волнует вопрос о продаже его коня светло-желтой масти и покупке коня рыжей масти. Твердята приказывает Зуберю взять у госпожи 13 резан (примерно четверть гривны) (№ 84). Яким велит Нестору дать векшу (мелкую денежную монету) (№ 120). Петр клянется Волчку, что некий Нустуй «не векшею не должен» (№ 336). Носко приказывает Местяте взять две гривны в качестве процентов за наем и т. д.

Одна грамота за другой знакомят нас с монотонными расчетами: на таком-то взять такую-то сумму, тот-то столько-то должен. Суммы крупные и мелкие, денежные единицы в разных комбинациях: гривны и веверицы, резаны и куны, векши и ногаты, числа, написанные цифрами и написанные словами. О деньгах написано буквально в каждом послании.

Одному только попу Дрочке как будто ничего не нужно. Но это только на первый взгляд. В конце он передает привет всем знакомым: «От Дрочке от папа пъкланяние ко Демеяноу и къ Мине и къ Ваноукоу и къ вьхемо вамо. Добре створя…» Это «добре створя» на современный язык переводится как «пожалуйста». Значит, в оторванной части письма не обошлось без просьбы — скорее всего денежной (№ 87).

Более поздние тексты в большинстве своем имеют отношение к земле сельской местности. Это письма ключников и старост своим живущим в городе господам, это жалобы крестьян, это распоряжение об урожае, семенах, севе, сельскохозяйственных запасах, списки недоимщиков и, наконец, сообщения о конфликтах из-за земельных границ и имущества.

Академик В. Л. Янин объясняет это следующими причинами:

«Эта картина — говорю об этом с уверенностью — характерна именно для Новгорода и неповторима в других русских регионах. Как показывает изучение писцовых книг конца XV века, отразивших землевладельческую ситуацию Новгорода, основная масса землевладельцев жила в самом Новгороде, тогда как их вотчины могли располагаться за десятки и сотни верст… Нигде, кроме Новгорода, не наблюдается столь разительного удаления земледелия от землевладельца».

Валентин Лаврентьевич справедливо отмечает данную особенность Новгорода на Волхве. Действительно, больше ни один город на Руси никогда не проводил подобной «земельной» политики. Иметь земельные участки, расположенные за двести с лишним километров, неудобно и непрактично. Тем более что, учитывая новгородские особенности, добраться до них можно лишь или в очень сухую погоду, или в хороший мороз. Остальное время года данные земли недоступны для хозяина.

Показательны здесь тексты грамот, в которых упоминаются рыбы лососевых пород (№ 92, № 258, № 280). Лов семги и тайменя проводился на Белом море, естественно, осенью, то есть в самую распутицу, поэтому для осуществления доставки рыбы в Новгород приходилось ждать морозов, что создавало определенные трудности и повышало ценность самой рыбы.

Валентин Лаврентьевич отмечает особенности, связанные с новгородским землепользованием, но не дает разъяснений по поводу этих странностей. А ведь объяснения существуют. И мы обязательно их поищем.

В грамотах новгородских усадеб решительно преобладают сюжеты, связанные с «деньгами в рост», то есть с ростовщичеством. Это весьма прозрачно характеризует материальную основу жителей Новгорода.

Также значительная часть текстов посвящена сбору налогов. Выявлена целая переписка сборщиков налогов по карельской местности Григория и Димитра, которые предупреждают друг друга о возможных сложностях при сборе дани и даже иногда подменяют друг друга.

Грамота № 278 принадлежит «карельскому даннику» Григорию:

«У Икагала у Кривца 3 кунице. У Иголаидовеи в Лаидиколе поло рубля и 2 кунице. У Леинуя в Лаидиколе 6 бело. У Филиппа у деяка 30 бело. У Захарии в Калиница поло сорока и 5 бело. У Сидуя у Авиници 4 куници. У Миките исто в Нои у Еванова 6 куници. У Муномела в Куроле у Игалина брата поло рубля и 2 кунице. У Лег…»

Хотя грамота не закончена, ясно, что это список повинностей. Названия населенных пунктов и имена преимущественно карельские. Таких грамот Григория выявлено несколько. Грамота № 130:

«У Вигаря 20 локото хери безо локоти. У Валита в Кюлолакши 14 локти хери. У Ваиваса у Ваякшина 12 локти водмолу и поло третиянацате локти хери. У Мелита в Куроле 4 локти хери».

Здесь повинности карел исчислены в тканях: «херь», или «серь», а также «водмол» — названия двух сортов набеленного домотканого сукна.