БОРЬБА Бранное поле я вижу. В поле пустынном, нагом Братьев ищу, пораженных Насмерть жестоким врагом. Гневом душа загорелась, Кровь закипела во мне. Меч обнаживши, скачу я, Вслед за врагом, на коне. Что-то вдали раздается — Гром иль бряцанье мечей… Все мне равно, лишь догнать бы Диких моих палачей! Сивко мой гриву вскосматил, Весь он в кровавом поту… Как бы желал я за братьев Жизнь потерять на лету! Милые братья, их было Шесть, молодец к молодцу; Каждый погиб за свободу Честно, прилично бойцу. Пусть и седьмой погибает, Жизнь отдавая свою! Дай же, судьба, мне отраду Пасть за свободу в бою! В БОЛЬНИЦЕ Догорала румяная зорька, С нею вместе и жизнь догорала. Ты одна, улыбался горько, На больничном одре умирала. Скоро ляжешь ты в саване белом, Усмехаясь улыбкою кроткой. Фельдшера написали уж мелом По-латыни: "Страдает чахоткой". Было тихо в больнице. Стучали Лишь часы с деревянной кукушкой, Да уныло березы качали Под окошком зеленой верхушкой… Ох, березы, большие березы! Ох, кукушка, бездушная птица! Непонятны вам жгучие слёзы, И нельзя к вам с мольбой обратиться, А ведь было же время когда-то, Ты с природою счастьем делилась, И в саду деревенском так свято, Так невинно о ком-то молилась. Долетели молитвы до неба: Кто-то сделался счастлив… Но, боже! Богомолку он бросил без хлеба На больничном страдальческом ложе. Упади же скорей на подушку И скрести исхудалые руки, Допросивши вещунью-кукушку; Скоро ль кончатся тяжкие муки? …И кукует два раза кукушка. Две минуты — и кончено дело! Входит тихо сиделка-старушка Обмывать неостывшее тело. НЯНИНЫ СКАЗКИ Вспомнил я нянины старые сказки, Мальчик пугливый, пугливее лани. Ждал я хорошей, спокойной развязки Чудных рассказов заботливой няни, Я был доволен, когда от чудовищ Храбрый Иван-королевич спасался; С ним я, искатель несметных сокровищ, В царство Кащея под землю спускался. Если встречался нам Змей шестиглавый, Меч-кладенец вынимал я, и в битву Смело бросался, и бился со славой, После победы читая молитву. Бабы-яги волшебство и коварство Мы побеждали с улыбкою гневной, Мчались стрелой в тридесятое царство, Вслед за невестой, за Марьей-царевной. Годы прошли… Голова поседела… Жду я от жизни печальной развязки. Няня, которая так мне радела, Спит на кладбище, не кончивши сказки. Грустно могилу ее обнимаю, Землю сырую целую, рыдая. Сказки твои я теперь понимаю, Добрая няня, старуха седая! Я — не Иван-королевич, но много В жизни встречалось мне страшных чудовищ; Жил и живу безотрадно, убого, Нет для меня в этом мире сокровищ. Тянутся грустно и дни и недели; Жизнь представляется вечным мытарством. Жадные люди давно овладели Славной добычей — Кащеевым царством. Змей, как и прежде, летает по миру В образе хитрого грешника Креза. Молятся люди ему, как кумиру, Золота просят, чуждаясь железа. Баба-яга (безысходное горе) В ступе развозит и холод и голод; В ступе ее я, предчувствую, вскоре Буду раздавлен, разбит и размолот. Солнце, как факел, дымит, не блистая; В сумрак вечерний народы одеты… Марья-царевна, свобода святая, Зорюшка наша! Да где же ты? Где ты? СПОКОЙСТВИЕ Смотри на родник: как вода в нем свежа! Сначала журчит он, чуть видимый оком, Ударится в гору и, пенясь, дрожа, С горы упадает бурливым потоком. Кружится, волнуясь, и мчится вперед, И, старые камни поднявши, грохочет; В нем жизнь ни на миг не заснет, не замрет, О мертвом покое он думать не хочет. Теперь посмотри: от стоячей воды Дыханием веет убийцы-злодея; Зеленая плесень покрыла пруды; Там гады клубятся, трясиной владея. О мысль человека, беги и спеши Вперед и вперед, как поток без преграды! Покой — это гибель и смерть для души; Покою, забвенью — лишь мертвые рады. Но если, о мысль, утомившись в труде, Вперед не пойдешь ты дорогой прямою, Ты будешь подобна болотной воде, И гады покроют вселенную тьмою. |
