ДОПОЛНЕНИЕ 2 Таинственный ямщик (Крещенская баллада) Мечты печальные тая, В крещенский вечер еду я. Мне что-то страшно. Незнаком Я с молчаливым ямщиком. На нем истасканный тулуп И шапка старая. Как труп, Он бледен, мрачен — как мертвец… "Да погоняй же, молодец, Пошибче! Скоро ли конец?" — "Близехонько, всего верст пять…" И замолчал ямщик опять. Всё степь да степь — простор большой. И я с взволнованной душой Гляжу тайком на ямщика. Нигде не видно огонька; Лишь месяц нам издалека Попутно светит. Страшно мне В глухой, безлюдной стороне, И робко бредит мысль моя: Не с мертвецом ли еду я? "Да скоро ли?" — "Проедем мост, А там, близ станции, погост". Погост… кладбище… Черт возьми! "Людмилу" я читал с детьми И хохотал до слез. Теперь Мне не смешно. Свирепый зверь Не напугал бы так меня, Как мой ямщик. Он, наклони Тоскливо голову, дрожит, — А тройка медленно бежит… Через кладбище путь лежит. Вдруг мой ямщик махнул рукой И "Со святыми упокой" Запел протяжно… "Замолчи И не пугай мня в ночи!" — "Я не пугаю, я молюсь. Ты, господин, сиди — не трусь! Две вёрсты живо промелькнут…" И мой ямщик, отбросив кнут, Вдруг на кладбище побежал; И видел я, как он лежал Там на могиле, весь в снегу, Потом вернулся, ни гугу, На козлы сел, кнутом махнул И тихо, жалобно вздохнул. "Ямщик!" — "Чего?" — "Скажи, о ком Молился ты сейчас тайком?" — "О муже…" — "Как?!" — "А почему ж Не помолиться, если муж Здесь погребен? Он в ямщиках Служил и на моих руках Скончался. С парою сирот Осталась я. Решил народ, Что я бабенка — не урод, Что у меня сильна рука: Могу служить за ямщика… Ну, живы будем — не умрем… Теперь махнем по всем по трем!" От бабы получив урок В крещенский зимний вечерок, Теперь не верю в мертвецов, Но верю в женщин-молодцов… Ты, днесь крестившийся, спаси Страдалиц женщин на Руси! * Беда тому, кто любит гнев, * "Беда тому, кто любит гнев, Кто род людской влачит на плаху: Он не увидит гурий-дев И не приблизится к аллаху. Беда тому, кто, словно зверь, За человеком-братом рыщет: Пророк пред ним захлопнет дверь, А балагур его освищет…" Так пел поэт перед дворцом Калеки грозного, Тимура. "Хромой", с пылающим лицом. Сказал: "Словите балагура!" Певца к Тимуру привели. "Раскайся в балагурстве глупом, Прощения проси-моли, Не то, злой раб, ты будешь трупом!" "Могу покаяться, но в чем? Пророку предан я с любовью. Я не был лютым палачом И не запятнан братской кровью. От сердца песенки пою, Влагая в них и смех и душу…" "А если голову твою Велю срубить, ты струсишь?" — "Струшу, Еще б не струсить, хан! И ты Вздрогнешь, как человек пропащий, Увидя камень, с высоты На голову твою летящий. Еще б не струсить! Ты и сам Струхнешь, заметив льва в пустыне… Отдай мой труп голодным псам, Да помни то, что пел я ныне!" Захохотал хромой Тимур: "Возьми мой перстень изумрудный, Но только помни, балагур, Что я не лев в степи безлюдной. Еще прими совет благой: Не пой мне песен не по нраву, Или тебя с кривой ногой Я догоню и дам расправу!" От самаркандского дворца Певец бежал, главу понуря. В душе свободного певца Горел огонь, шумела буря: Но он преодолел свой гнев И, помня ханскую угрозу, Стал воспевать… невинных дев И обольстительную розу. [17] вернуться Печатается по изд.: Трефолев Л. Н. Стихотворения. — Л., 1958. — С. 139–141. вернуться Мелочи жизни. Русская сатира и юмор второй половины XIX — начала XX в. М.: "Художественная литература", 1988. (Классики и современники. Рус. классич. лит.) OCR Бычков М. Н. mailto: [email protected] |
