А вчера… вчера он повернулся спиной к зеркалу и обнаружил, что она тоже покрыта этим жестким курчавым ворсом. Мартиков чуть не заплакал, созерцая этот шерстистый атавизм. И, кроме того, опасения вызывала форма его ушей. Разве они всегда были такими заостренными? Он не помнил. Он больше не чистил зубы, они и так оставались крепкими и белыми. А как-то раз Павел Константинович выплюнул в раковину пару желтоватых коронок, а когда пощупал языком места, где они раньше обретались, то обнаружил там зубы — абсолютно целые и здоровые.

Может быть, только в этом и был плюс всего происходящего. Теперь-то Мартиков понимал, что типам из «Сааба» совершенно не нужно было заставлять исполнить их жуткое поручение силой, достаточно было просто пустить все на самотек. Наверняка ведь они наблюдают за ним, ехидно посмеиваются над его превращением. Гнусные демонические твари!

Павел Константинович сжал кулаки с крепкими темными ногтями и глухо зарычал. Прозрачная слюна сорвалась с его вывороченных губ и шмякнулась на крышу, откуда и потекла вниз, стремясь достигнуть белеющих, словно облитых фосфором, костей анонимного существа.

Двойник, темный двойник! Теперь-то Мартиков понимал, что это никакой не близнец, а самый настоящий зверь, неведомым образом поселившийся у него в сознании и с каждым днем обретавший все большую власть.

Не в силах скрывать происходящие с ним изменения Мартиков ушел от жены, не говоря ни слова и взяв с собой минимум вещей. Машиной он теперь не пользовался, и потому шел по городу на своих двоих, кидая на прохожих мрачные диковатые взгляды. Его сторонились, в нынешнем своем состоянии Мартиков уже не внушал доверия. Он снял квартиру в Нижнем городе, очень задешево, и кроме крохотной, нещадно воняющей, комнатушки приобрел еще и соседей — крупных рыжих тараканов и раздувшихся от крови прежних жильцов клопов. Впрочем, Павла Константиновича они не тронули, убоявшись характерного звериного запаха.

Что хорошо, в этом доме был выход на крышу, так что теперь каждую ночь Мартиков выползал наверх и любовался на ночное светило, тихо поскуливая от непонятных, но очень сильных чувств, которые мутным водопадом обрушивались на его мельчающее существо. Иногда его порывало кинуться за летающими ночными птицами и хватануть их зубами.

Проблема с водой его почти не коснулась. Просто в один прекрасный день Мартиков обнаружил, что в кране нет воды. Сколько-то времени он терпел, а потом вышел на улицу и, подобно покойному Хромову, припал к грязнющей обширной луже, чем поверг в шок проходивших мимо горожан. Причем пил он не по-человечески, а по-собачьи — старательно лакая языком. Потом он поднял голову и испуганно оглядел прохожих, лицо его было заляпано черной грязью, глаза горели какой-то нечеловеческой жизнерадостностью. После чего Мартиков поднялся и побежал прочь, домой, содрогаясь от только что совершенного поступка. А другая часть его существа — примитивная звериная сущность, напротив, была удовлетворена, жажду-то он утолил.

Несмотря на грязнейшее, кишащее заразой, питье Павел Константинович не только не заболел, но и вообще не почувствовал хоть какое-то недомогание. Видимо и желудок его (с гастритом и нарождающейся язвой) успел перестроиться и мог теперь принимать все что угодно. В один прекрасный день Мартиков зашел на рынок и купил себе мяса — сырого, серовато-тухленького оттенка и оттого чрезвычайно дешевого. Во время покупки он старательно убеждал себя, что приготовит из него гуляш или что-нибудь в этом роде. Но в тот же вечер не утерпел, выхватил полузамерзший кусок из холодильника и вонзил в него свои новые крепкие зубы. Минут пять он млел от острого наслаждения, потом то, что осталось от человека, возмутилось, и его вырвало в заляпанную ржавыми потеками раковину. А ночью ему снова снилась погоня и сырое мясо — еще чуть живое, дергающееся и обильно разбрызгивающее кровавую влагу из разодранных вен и артерий. Жареного совершенно не хотелось, более того, оно теперь вызывало отвращение и какой-то панический страх (запах дыма, огня, опасности!) То ли дело, этот кусок слегка протухшего мяса… так аппетитно, так близко к природе.

«Не-ет!! — Вопила человеческая часть, тот прежний цивилизованный Мартиков. — Я не буду есть протухшее мясо, не буду! Не буду!»

Но, разумеется, он ел… Как беременная женщина, Павел Константинович Мартиков больше не имел власти над своими желаниями. Его новая сущность знала, что ей надо, и каким образом это достать.

Дальше — хуже. Сломалась бритва, и бывший старший экономист купил себе опасную, длинную и жутковато поблескивающую. Найти ее было трудно, но покупка оправдала себя — тот толстый ворс, что рос теперь у Мартикова на лице, требовал чего-то посерьезнее обычных тоненьких и хлипких бритвенных лезвий.

Пару раз порезался, потом стал бриться аккуратней. Иногда вставал перед зеркалом и долго глядел себе в глаза, пытаясь убедить себя, что никаких изменений в них не произошло. Но это ведь не так, верно? Характерный желтоватый цвет радужки — это игра освещения или так и есть? Да и разумный ли этот взгляд? Взгляд начитанного и цивилизованного человека. Мартиков жалко улыбался себе, но улыбка приоткрывала его новые острые зубы, зубы отнюдь не травоядного животного.

Его перестали любить собаки (а ведь он помнил времена, когда забитые беспородные и холеные домашние питомцы ластились к нему, а злющие бойцовые звери дружелюбно лизали Мартикову ладонь). Теперь все было не так, животные при виде его впадали в истерику. Они сторонились его, лаяли, выли самым кошмарным и тоскливым образом. Самые бойкие пытались кидаться, но, не дойдя полметра, с испуганным взвизгом отскакивали. Видимо, пах он теперь немножко иначе. Это, кстати, замечали и в магазинах, куда он иногда заходил купить продукты, и теперь замечание: «мужчина, от вас пахнет как от козла» стало верным спутником его жизни и так раздражало, что он не был уверен, что в один прекрасный момент не накинется на говорящего.

Самое гнусное было, пожалуй, то, что подобная мысль больше не казалась безумной, а наоборот, было в ней что-то невыразимо привлекательное.

А потом случилась эта дикая история с собакой, достойная в лучшем случае стать пищей для анекдотов. В худшем — вне всяких сомнений, диагнозом в карточке врача психбольницы.

Мартиков вышел из дома и направился в магазин за сырым мясом. Был солнечный яркий день, и потому он соображал более-менее нормально, пребывая в обычном для своей человеческой части состоянии вялотекущей депрессии (звериная — депрессий не признавала и буйно радовалась жизни). Не успел он отойти на полсотни метров от своей дряхлой трущобы, как повстречал собаку, мирно выгуливаемую меланхоличным хозяином. Как назло, это была овчарка, до омерзения похожая на ту, что он чуть не сбил некоторое время назад — светлая, чепрачного окраса. Лица хозяина Мартиков так и не заметил, потому что события стали развиваться с ужасающей быстротой.

Поравнявшись с Павлом Константиновичем псина остановилась, уперевшись в землю всеми четырьмя лапами, чем вывела своего владельца из состояния легкой задумчивости. Глаза животного потрясенно выпучились, и это выглядело бы комично, не происходи такое на самом деле. Две секунды овчарка зачарованно смотрела в глаза Мартикову, а потом испустила тихий задушенный вой, с трудом прорвавшийся через перехваченную собачью глотку. Но эта псина оказалась то ли из храбрых, то ли из глупых, а может быть, это был просто изнеженный домашний пес, который привык, что ему не угрожает абсолютно ничего. Она никуда не побежала, а, уперевшись для надежности лапами в землю, оскалила внушительные белые клыки и издала низкий предупреждающий рык, который сразу вслед за испуганным взвоем прозвучал странновато.

— Фу, Норд! — строго сказал хозяин, лица которого Мартиков так и не увидел.

Норд махнул хвостом и грозно гавкнул, при этом слюни его взвились с морды в воздух и частично обрызгали Мартикову брюки. Павел Константинович смотрел в собачьи глаза и изо всех сил пытался себя убедить, что собака не является его кровным врагом. Тщетно! Зверь, который поселился внутри него, считал иначе. И против своей воли бывший старший экономист издал низкий глухой рык, чем-то похожий на только что выданный собакой.