Волк-самец замедлил бег, в классической стойке поднял морду к сияющим звездами небесам (звезд он, впрочем, все равно не увидел, его зрение было слишком слабое, чтобы различать такие мелочи) и возбужденно принюхался. Ноздри его ритмично расширялись, собирая крупицы царящего вокруг буйства запахов. Запахи были реальные, они казались волку почти материальными и, возможно, были куда более надежными, нежели зрение. Зрение может обмануть, а вот запах, никогда.

В соседнем дворе выгуливали собаку — маленькая брехливая шавка, распространяет вокруг себя острый запах агрессивности, смешанный со страхом. Кроме того, у нее течка — волчица втянула носом воздух, чихнула и обнажила зубы в безмолвном оскале. Волк повел на нее огненным, диким глазом, его не интересовали переживания бестолковой псешки.

Снова внюхался в воздух. Сладкий запах разложения, запах пищи и мелких, пахнущих мускусом, существ. Помойка, давно не вывезенная, в ней снуют крысы. Тоже пища, но не лучшего сорта.

Почти в квартале отсюда бежит человек. Он вспотел, ветер доносит явственный запах страха. Очень терпкий, но вместе с тем возбуждающий. Человек очень боится, запах настоящей паники, адреналин так и бьет у него из пор.

Волк переступил лапами, нервно взрыкнул. Запах страха заводил, он пробуждал в зверях некие скрытые темные инстинкты, дремавшие в них, пока сами серые лениво обретались в зверинце на обильной мясной диете.

Вот оно! Едкая горечь пробилась сквозь пахучее многообразие окружающей жизни. Мощный, темный дух, он проявился с оглушающей силой, и матерый волк попятился и обнажил клыки в предостерегающем оскале. Он не помнил этого запаха, но его темный звериный рассудок рефлекторно чувствовал исходящую от него опасность. Запах зла? Нет, запах смерти. Темная, концентрированная горечь низко стелется над асфальтом, и волк, обычно так легко определяющий источник аромата, на этот раз не мог понять, откуда же изливаются эти темные миазмы.

Этого нужно бояться? И это же влекло их в город? Волк еще раз понюхал воздух, на этот раз ниже к земле. Да, горечь стелется по самому низу, как тяжелый отравляющий газ. Волчица нервно мотнула хвостом, а потом попятилась и испустила громкий тягостный вой, который тяжелым эхом отдался от силуэтов панельных многоэтажек. Где-то далеко забрехали собаки — сначала одна, а потом сразу три. В освещенном квадрате окна мелькнул силуэт жильца.

Волк принял решение — запах мрачный, но запах может подождать. Его время еще не пришло, и волк-самец это чувствовал. Поэтому он развернулся и неторопливо потрусил в сторону. Волчица последовала за ним бесшумной серой тенью. Через три шага они попали под крону растущего на обочине дерева и совершенно слились с темнотой.

Штора на окне задернулась, хотя силуэт жильца еще секунду был виден за ней. Собаки лаяли еще минут пять, перекидывая хриплые голоса через ночную тьму, а потом замолкли одна за другой. Где-то работал автомобильный двигатель, и слышно было, как из приоткрытой форточки на двенадцатом этаже дома доносится тихая музыка. Белесый рыбий глаз луны осел на крыше дома противоположного, звезды бесшумно мерцали, плясали и искажались в потоках теплого воздуха.

В почти полной тишине едкий черный запах неторопливо стелился по земле, разгоняемый ночным ветром, невидимый и незаметный, как самая лучшая из отрав. И самая совершенная.

Неделька выдалась насыщенная. Даже чересчур. Нет, Влад особо не протестовал против такого насыщенного событиями времяпровождения, но как-то… утомляло это все, что ли?

Во-первых ему подкинули работы. Впервые за последние две недели, в течение которых он безвылазно трудился над убогой пещерной статьей. Сразу после посещения невменяемого сектанта позвонил главный редактор «Голоса междуречья» — одной из трех существующих в городе газет и заказал Владиславу статью о тех самых убегнувших из зверинца волках. Особо попросил только не сгущать краски и не делать из серых кровожадных хищников. «Голос междуречья» был газетой официальной, серьезной и потому сплетен не печатающей. Влад с удовольствием согласился, оставив заметку в своем компе.

Как только он положил трубку, телефон снова зазвонил, но на этот раз никакого страха не вызвал. Все-таки приятно сознавать, что мир состоит не только из продвинутых неизвестно чего желающих личностей. Влад ответил на звонок и тут же получил работу номер два, на этот раз от «Замочной скважины», второй городской газеты, в лице ее главного редактора Пыревского Н.Н. Этот хотел статью о секте, и старательно предупредил Сергеева сделать особый акцент на красках, и, может быть, добавить что-нибудь от себя.

— Как с ритуалами? — спросил Влад, — естественно будут кровавыми?

— На ваше усмотрение, — ответил Пыревский елейно — но… нашим читателям ведь не нужно на самом деле знать, что творится там на самом деле. Наша газета специализируется на… так сказать, горячих и экзотических новостях.

На самом деле газета с двусмысленным названием «Замочная скважина» специализировалась исключительно на сплетнях, и в нее неминуемо попадали те горячие новости, что прошли сквозь крупноячеистое сито серьезности в «Голосе Междуречья».

Третья газета, выходящая на тонком бумажном листке, носила безотносительное название «Плотина» и целиком состояла из рекламных объявлений. Больше прессы в городе не наличествовало, исключая только навезенную из Москвы дачниками.

— Хорошо, недели через две, — сказал Влад, — я завален разными заказами, вы понимаете…

— Хоть три, — ответствовал основатель, главредактор и отец родной «Замочной скважины», — у нас это пойдет отдельным материалом.

После этого, он попытался подтолкнуть Влада к написанию статьи о все тех же волках (естественно с кровавыми душераздирающими подробностями), но тот вежливо отклонил, решив, что две статьи в разных ключах это уже перебор.

На прощанье Пыревский пожелал удачи в творчестве и пропал из Владиславовой трубки, посулив напоследок неплохим гонораром.

В тот же день, Сергеев сходил-таки проведать Степана, но как ни странно не нашел его на обычном месте. Маргинального вида ханурики у ларька, поводя желтушными глазами, нехотя сказали, что сталкер уже второй день сидит в КПЗ и раньше, чем через десять дней, оттуда не выйдет. На вопрос Влада, за что он туда попал, алкаши, подбоченившись выдали страшный секрет — Степан де, проявил открытое неповиновение городской власти, за что и был упечен в застенок. Порасспросив еще немного, Владислав понял, что Приходских просто шатался пьяным по городу, подрался с милицией, за что и получил пятнадцать суток по статье за хулиганство.

— Он же вроде пить бросил, — сказал удивленно Сергеев.

Алконавты широко заулыбались, показывая округе редкий частокол желто-серых зубов, и даже толкнули друг друга локтями, бросая на Влада снисходительные взгляды. Наконец один из них смилостивился, и, скривив худую пропитую насквозь рожу, произнес:

— Ага бросил… размахнувшись. А потом снова поднял. Пьет он!

Сергеев понял, что ловить ему больше нечего, и покинул сей приют зеленого змия.

На дверях его подъезда вяло колыхалось под теплым ветром свежее объявление. Составленное в гневных тонах, оно призывало всех жильцов оторвать, наконец, задницы от дивана и шумной толпой направиться к ЖеКу, и разрешить, наконец, надоевший вопрос с горячей водой. Ведь воду эту отключают уже «третий раз за последние три недели». «И каждый раз на три часа» — подумалось Владу, и он отсутствующе улыбнулся. Все-таки это не дело. Сейчас лето, и можно обойтись без горячей воды, но что если такое случится посреди зимы?

Еще одно такое же объявление легкой пушинкой летело вдоль тротуара, иногда касаясь теплого асфальта острыми уголками, как лапками. Посередине печатного текста обреталось широкое буроватое пятно — кому-то не хватило бумаги, и он воспользовался объявлением по прямому его назначению. Бумажка имела коллективного автора, в лице активистов подъезда — все той же Веры Петровны Комовой и старичка ветерана с первого этажа, который страдал от хронической мочекаменной болезни и чересчур большого количества свободного времени.